Наложница фараона

Вошла Алиба со свечой. В комнате уже горели две свечи в серебряном подсвечнике; но маленький огонек, внесенный девушкой, придал, казалось, внезапную яркость вспыхнувшую спокойному горению этих свечей. Элиас Франк подумал, что следует приподняться. Да, полагалось приподняться. Он это знал, но не приподнимался, тело отказывалось; но это не была страшная бездвижность паралича, а просто нежелание тела… Но, лежа на спине, он все же видел вошедшую девушку. Ее лицо, глаза, то, как она шла к его постели, даже свеча в ее руке, все выражало какую-то сильно и властно благоухающую телесную свежесть, и ту бойкость девочки-женщины, которая отличала уже и четырехлетнюю Алибу. И пока она шла к нему, он успел подумать, как были дружны мать и дочь; последнее время они казались ему скорее подругами-сестрами, нежели матерью и дочерью; и Амина совсем не заботилась о замужестве дочери, не пыталась подыскивать женихов, как это обычно водится у матерей; но Элиас не вмешивался… Девушка подошла совсем близко к его постели. Кажется, он собирался пошутить насчет того, что ей пора замуж… Но почему пошутить, скорее следовало бы утешать ее, ведь она потеряла мать… Но глаза Алибы смеялись чуть бессмысленно, с этой безоглядной юной женской бойкостью и озорством девчонки. И никогда еще рядом с ним не оказывалось такое свежее расцветшее юное женское существо… Никогда прежде она не была такой… не была настолько такой… Он ничего не сказал… А она вдруг задула свечу, гибко и мгновенно завела руку назад и кинула свечу на пол… До этой ночи ему казалось, что он знает женщин и много наслаждений испытал в своей жизни… Но такого озорного, безоглядного, юного бесстыдства никогда не было…

А, впрочем, что удивительного было в ночном приходе юной падчерицы к овдовевшему отчиму? И ничего удивительного в их браке; и в том, что Алибу приглашали на пиры в дом Гогенлоэ, в городской их большой дом, и люди об этом иногда говорили, но как-то мало, редко, с каким-то странным нежеланием… Вот, пожалуй, в этом-то и заключалось удивительное: почему не сплетничали о том, о чем, казалось бы, естественно было сплетничать?.. А иначе все было очень заурядно. После женитьбы на падчерице Элиас Франк начал быстро дряхлеть. Кажется, она даже дурно обращалась с ним, но об этом тоже говорили мало и неохотно как-то. Знали, что Алиба говорит об Андреасе с презрением. Кажется, она, единственная в городе, относилась к нему дурно, называла «сумасшедшим». Но и к этому относились с каким-то странным и даже опасливым равнодушием. А когда Андреас пытался жаловаться на отношение к нему новой мачехи, его прерывали как-то поспешно и смущенно; и чтобы он не обиделся, похлопывали ласково по плечу. Матери Андреас не жаловался никогда; он понимал, что ей было бы тяжело выслушивать такие его жалобы…

Один случай, казалось бы, должен был вызвать много разговоров, но нет, было все то же странное какое-то малоговорение. Этот случай заключался в следующем: к дому Элиаса Франка была пристроена конюшня, и Алиба получила в подарок от семейства Гогенлоэ прекрасную вороную лошадь. Это было уж совсем странно; женщина незнатного происхождения, она не имела права ездить верхом. Но она ездила в компании с Гогенлоэ по городу и все почему-то воспринимали это как должное. Новое поколение Гогенлоэ составляли люди энергичные, сильные, они жаждали власти и победоносных военных походов, но, должно быть, время для этого еще не пришло; и пока они много охотились, устраивали турниры и пиры. Однажды Алиба ехала через площадь с фонтаном, рядом с ней ехал один из Гогенлоэ, а позади них — его оруженосец. Вдруг Андреас, присевший на каменную оградку вокруг фонтана, быстро поднялся и вышел прямо наперерез вороной лошади. Лошадь заржала, Алиба резко натянула поводья. Андреас пристально посмотрел на Алибу и во взгляде его было детское упрямство. А черты ее красивого лица выразили гнев. И несколько человек, бывших в то время на площади, слышали, как она проговорила злобно:

— Я тебя проучу!..

Андреас отошел задумчиво и спокойно, отрешенно как-то. Но какой-то сковывающий испуг вызвала у свидетелей эта странная сцена. Однако матери Андреаса ничего не рассказали, только кто-то посоветовал ей однажды приглядывать за сыном. Но она и так, что называется, тряслась над ним. Андреас об этом случае ничего матери не говорил…