В это время как раз вошла, запыхавшись, Елена. Она замерла в дверях. Бэр потому не мог пройти и остановился, переминаясь с ног на ногу, позади нее. Наконец Елена сделала несколько шагов. Воспользовавшись этим, подросток скользнул в мастерскую.
Елена смотрела на сына, словно бы не могла поверить, что вновь увидела его, живого и невредимого. На лице ее застыло странное какое-то выражение деликатной замкнутости, казалось бы, совершенно неуместное сейчас. Андреас смотрел на нее даже как будто с испугом.
Но Михаэль, сам отец сына, понял, кажется, ее потрясение.
— Я мог бы сам отвести его к тебе, Елена, — обратился он к женщине, — но вот решил, что здесь, у меня, он быстрее опомнится. Вот, возвращаю его тебе, спокойного и тихого, как треножник, с которого сняли кипящий котел.
Никто не засмеялся.
Андреас решительно подошел к матери близко и остановился, чуть запрокинув голову, глядя на нее внимательно и почти уже с отчаянием. Елена вдруг увидела этот взгляд сына…
Никто не заметил, так быстро это сделалось, но вот уже мать и сын стояли, крепко обнявшись. Она прижала его милую голову к своей груди, он обхватил ее за пояс и вдыхал ее родной запах — какой-то сухой и сладкий — дыхание ее тела…
Всем в мастерской полегче стало.
Андреас увидел и почувствовал, что мать снова прежняя. Он быстро заговорил, показывая ей на золотые украшения. Она коротко отвечала.
— А это римоним, — сказал Андреас, скрывая своей возбужденностью чувство вины перед матерью. Это чувство уже мучило его…
И вдруг он быстро спросил:
— Мама, а можно я буду учиться у Михаэля? — спрашивал мягко, словно послушный ребенок, который доверчиво ждет награды за свое послушание. И тотчас обернулся к Михаэлю, — Ты возьмешь меня учиться?
Это было неожиданным и для матери и для Михаэля. Но тотчас они подумали, а почему им самим не подумалось такое. Ведь и вправду Андреас может учиться у Михаэля. И почти вместе:
— Да, конечно! Я рад буду!.. — немного смущенный Михаэль — быстро подумав, а вдруг Елена полагает, что он сам такого не предлагал, потому что не так хорошо относится к ней и к ее мальчику…
— Если Михаэль позволит… — деликатно — Елена…
Всем даже стало весело.
— Не бойтесь, госпожа, — обернулся к Елене Элеазар, — уберегут вам ваш драгоценный камешек.
— Настоящий творец драгоценности камня — гранильщик, — с важностью сказал хрипловатым голосом старый Зевул.
Он принялся говорить, что неограненный драгоценный камень — это еще совсем и не драгоценный камень, и только огранка может сделать камень истинно драгоценным…
— Гранильщик может ведь и испортить камень…
— Эй, Зевул! — Михаэль посмотрел насмешливо. — Ты еще успеешь рассказать ему все это. У нас будет довольно времени и для разговоров и для работы!..
Андреасу казалось (было такое ощущение), будто он и вправду вернулся из далекого путешествия; и теперь все, к чему вернулся, ощущает через пережитое в пути — дороже, милее. Так чувствовал он и мать — эту обновленную тревогу за нее, радость, когда увидел ее, любовь к ней… И мать это почувствовала; обрадовалась. Улыбка расцвела на ее лице светом (а обычно такая сдержанная) — это снова ее милый Андреас…