Наложница огня и льда (СИ)

Я осторожно надорвала уголок конверта, вскрыла. Внутри документы на имя Айшель Ориони, свободной подданной феосской короны, и бумага, подтверждающая, что я нахожусь в Эллорийской империи в качестве официальной гостьи по приглашению от неизвестной мне леди. Я знала, что перед началом военных действий многие пытались покинуть Феоссию тем или иным способом, в том числе через друзей или родственников в империи. Если удавалось оформить такой документ, то он гарантировал безопасность и неприкосновенность находящемуся на территории империи феоссцу, сохранял свободу даже при самом неблагоприятном исходе войны. Нужно только приглашение от уважаемого подданного эллорийской короны, пройти множество инстанций, дождаться рассмотрения, принятия и разрешения на въезд. Мама писала, что способ хлопотный, долгий и империя весьма неохотно и нечасто дает положительный ответ на приглашение, гораздо чаще отказывая под разными предлогами.

Отложив конверт и документы на одеяло, вздохнув судорожно в попытке унять подступившие вдруг слезы, я достала из-под коробочки записку.

«Оно принадлежало матери. Собственно, это все, что осталось у меня от нее и прошлой жизни. На смертном одре мать отдала его мне, взяв с меня обещание, что когда-нибудь я преподнесу его той, кого назову своей.

Да, кстати, еще раз напоминаю, никаких мужиков в доме. Тебе я доверяю, а Лисе нет. Можешь так ей и передать».

Задрожавшими неожиданно руками я взяла коробочку, открыла. На черном бархате покоилось кольцо. Тонкая серебряная полоска металла с нитью узора и крошечной сиреневой капелькой. Возможно, аметист, хотя я и не уверена.

Я положила коробочку и записку на конверт и, свернувшись рядом клубочком, расплакалась.

— Шель? — Дверь приоткрылась, в спальню заглянула Лиссет. Присмотрелась ко мне, нахмурилась. — Ну что опять случилось? — Лисица вошла в комнату, прикрыла створку, приблизилась к кровати и присела на край рядом со мной.

— Они… уехали? — всхлипывая, спросила я.

— Да, еще рано утром. Тебя решили не будить. Нордан сказал, ты так сладко спишь, что ему не хочется тебя тревожить, и Дрэйк с ним согласился, правда, у нашего огненного видок был такой, будто он-то ночью совсем не спал. Думать надо, к удовлетворяющему все три стороны консенсусу вы еще не пришли, но в отношении тебя, по крайней мере, мужчины стали поразительно единодушны. Подозреваю, что таким нехитрым способом они оба решили воздержаться от неловких прощальных сцен и выяснения, кому из них ты первым кинешься на шею. О-о, и что тут у нас? — Лиссет оглядела разложенные бумаги и коробочку.

— Д-дрэйк сделал мне… д-документы, а Норд… к-кольцо подарил, — и я не знала, что служило мне большим укором: благородство Дрэйка или чувства Нордана.

А я обоих предаю, раню.

Не попросила прощения у Дрэйка, не призналась Нордану.

— Да-а, Дрэйк в своем репертуаре, практичен, как всегда. А Нордан, зараза такая, ведь может быть романтиком, если захочет. Стой. Так ледышка что, предложение тебе сделал?!

— Да… Нет… Не знаю…

Члены братства не женятся. И так мало времени прошло, никто не просит руки девушки, едва с ней познакомившись… и руки просят у ее отца, а Нордан не знает моего папу…

Какое это имеет значение? О чем я думаю?!

Лисица склонилась ко мне, погладила успокаивающе по волосам. Я рыдала и не могла остановиться, увязала в зыбучих песках отчаяния, вины, боли и не могла выбраться. Не замечая почти собственной наготы, я прижалась к боку Лиссет, вцепилась в ее блузку. Лисица обняла меня.

— Я… я… недостойна их…

— Ради праматери, Шель, это наши упертые бараны тебя недостойны, а не ты их. Ты терпишь их упрямство и твердолобость, опасности подвергаешься по их милости, оказываешься при смерти, сносишь их капризы и мерзкие черты характера, а они что тебе предлагают взамен? Один изображает гордую неприступную птичку и дает документы, которые имперские умельцы делают за пару дней и которые надо было сделать намного раньше, раз наша птичка такая благородная и щедрая. От другого ты видишь постель и колечко, к которому то ли прилагается предложение руки и ледяного сердца, то ли нет. Они только кровушку твою пьют, змеиные дети, да кротостью твоей пользуются, так что все, Шель, успокойся и не кори себя. Было бы из-за кого. Ну? Что-то ты совсем раскисла, сестричка.

Действительно раскисла. Закатываю истерики, плачу с поводом и без.

— Н-наверное, это последствия нападения…