Наложница огня и льда (СИ)

— Ушла по своим делам, — ответил мужчина несколько удивленно. — Что с ней должно случиться?

— Не знаю. Мне показалось, что ты… То есть Норд недоволен, что другие знают о… о том, что я… жду ребенка, и я подумала…

— Дамалла жива, здорова и покинула нас целой и невредимой, — заверил Дрэйк, догадавшись о причине моего беспокойства. — Я всего лишь предупредил ее, чтобы она держала эту информацию втайне. Не волнуйся, Дамалла прекрасно знает, о чем можно рассказывать, а о чем следует молчать.

— А Беван?

— Беван отправился в гостиницу. Он вполне способен позаботиться о себе сам.

— Он задержится в городе?

— Видимо, да.

Мужчины вернулись сутки назад, но я только сейчас оказалась наедине с Дрэйком. Он еще ни разу не прикоснулся ко мне, не считая его руки на моей спине, когда мы выходили во двор.

— И что вы вчера решили, пока… пили? — Я шагнула к мужчине, сокращая расстояние между нами, ощущая вновь аромат сандала и лета.

Дрэйк отвел на мгновение взгляд, но я заметила, как мужчина втянул воздух, чувствуя мой запах не менее остро. Незавершенная привязка продолжала требовать полной инициации и, похоже, теперь даже близкое присутствие Нордана не могло остановить ее, ослабить притяжение, усмирить инстинкты.

— Что бы мы ни думали друг о друге и о сложившейся ситуации, главное — ваша безопасность, твоя и ребенка, — Дрэйк все же посмотрел мне в глаза, по обыкновению пристально, серьезно. — Остальные проблемы будем решать по мере поступления.

— Но я… мы… — связаны так или иначе, все трое. И рано или поздно возникнут вопросы, касающиеся не только моей защиты, моей безопасности, но и наших личных взаимоотношений. Более того, эти вопросы уже есть, уже существуют между нами, мечутся в поисках ответов. Я переживаю, теряюсь, не зная, как себя вести, что допустимо, а что может лишь усугубить ситуацию. Однако, судя по поведению мужчин, они решили эту часть попросту проигнорировать, словно с течением времени все разрешится само и надо только подождать. — Дрэйк, я… скучала. А ты?

— Каждый день вдали от тебя оказался пыткой большей, нежели я предполагал. — Мужчина коснулся все же моей щеки кончиками пальцев.

Мои руки заняты жакетом, шляпкой и сумочкой, но я качнулась навстречу, увязая в запахе, в знакомом уже, туманящем разум плену, в напряжении, подобном натянутой до предела струне.

— Мы так и будем… прятаться по углам? — произнесла я едва слышно. — Ты сам говорил, что парная привязка действует равноценно, значит, права у вас… равные, — с трудом верю, что начала рассуждать о равенстве между ними.

И что потом — предложу им ночевать втроем на одной кровати? Никто не согласится и не из-за аморальности этой идеи, а потому, что вряд ли стерпит присутствие другого мужчины в той же постели. Даже несмотря на привязку. Даже если в этой постели не будет ничего происходить.

Хотя чем чаще подобные развратные мысли посещали меня, тем любопытнее становилось — а как все должно выглядеть? Не в моих фантазиях, которым, как я подозревала, не хватало представления о действительном положении вещей, а на самом деле? Я понимаю, что должен делать один мужчина, а чем в это время займется другой? Будет наблюдать?

— Айшель. — Дрэйк провел пальцами по моей щеке, медленно, словно в попытке растянуть невинное это прикосновение, и, убрав руку, отступил резко. — Норд тебя ждет.

Развернулся, ушел стремительно, оставив флер аромата, пощечину разочарования. Дрэйку известно о второй привязке, известно, что Нордан знает правду, но он все так же ускользает, как и до отъезда мужчин.

Я спустилась в холл, вышла из дома. Нордан и впрямь уже ожидал во дворе возле автомобиля, открыл мне дверцу переднего пассажирского места. Когда экипаж выехал со двора и с нашей улицы, мужчина, бросив на меня быстрый косой взгляд, нарушил повисшее между нами молчание:

— У тебя есть какие-нибудь пожелания? Может, ты хочешь посетить какое-то конкретное место, музей, театр или еще что-то в этом роде?

— Мне все равно.

— Я думал, тебе понравилась Эллорана. И ты, считай, города и не видела еще.

— Норд, мне трудно сейчас сосредоточиться на осмотре достопримечательностей. Я рабыня…

— Сколько можно повторять, ты — не рабыня, — перебил меня Нордан чуть раздраженно. — Ты свободный человек и обратного никто не докажет.

— Я не о том, — я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями в попытке объяснить, что меня тревожило. — Я хочу сказать, что когда я была рабыней, то не имела собственного мнения, права голоса. Я была вещью, а никто не спрашивает вещь, надо ли ей что-то, как она относится к чему-то, к такому-то поступку. Меня просто брали, как бездушный предмет, и везли, куда требовалось. Указывали, что я должна делать, где встать. И я всегда молчала, потому что покорность, услужливость и немота одни из лучших качеств хорошего раба. Ты сам говорил, что я должна быть милой и готовой выполнить любой приказ хозяина рабыней…

— И я сожалею о тех своих словах.