Наложница визиря

— Ты хочешь быть девадаси? — спросила Майя. Лакшми кивнула, глядя широко раскрытыми глазами. — Это трудная жизнь, — улыбнулась Майя. — Ты знаешь, тебя ведь назвали в честь нее, — добавила она, затягивая юбку сари и кивая на мурти[49]. — Лакшми. Богиня богатства.

Лакшми, у которой глаза теперь почти вылезли из орбит, бросилась к Читре, чтобы прошептать что-то ей в ухо.

Музыки не было, но, используя один из золотых браслетов, Читра стала выбивать ритм на каменных плитах пола. Это был особый ритм, из двенадцати ударов, самого сложного из танцев. Когда голые ноги Майи ударили по плитам, она начала забывать обо всем. Разбойники исчезли, Слиппер исчез, затем Люсинда и Патан, даже Читра и Лакшми. Для остального потребовалось время, но, когда она прыгала и кружилась, не отводя глаз от глаз Богини, даже лицо Джеральдо стало исчезать, и она наконец забыла даже прикосновение его рук к ее бедрам. Камни под ее ногами стали мягкими, как облака, мерцающие лампы храма засветили ярче. Мудры[50], каждая из которых была тщательно изучена, отрепетирована и выполнена, больше не требовали мыслей. Теперь у нее все это получалось легко и свободно, как течение воды. Это было абсолютным выражением сердца Майи.

Закончив, она долго выдерживала последнюю позу, видя только спокойный взгляд Богини. Майя медленно узнавала то, что ее окружает, ее дыхание эхом отражалось от темных стен, пот капал на холодный пол. Маленькая Лакшми с благоговением смотрела на Майю. Брахманы поклонились ей и вернулись к прислуживанию Богине.

— Ты — великая девадаси, — сказала Читра, когда они под руку шли назад ко дворцу.

— Откуда ты знаешь, сестра?

Читра остановилась и положила руку на щеку Майи.

— Я знаю.

Но ее лицо было полно грусти. Когда они подошли к воротам дворца, Читра сжала руку Майи.

— Ты снова пойдешь к нему сегодня ночью?

— Что ты об этом знаешь? — спросила Майя, резко вдохнув воздух.

— Только то, что ты женщина, и ты молодая, — ответила Читра. — Что ты будешь делать, сестра?

Но Майя не могла сказать. Или не хотела.

* * *

Джеральдо снова поразил ее. В ту ночь Майя вместе с ним тренировалась в искусстве нажатия, оставления отметок, царапания ногтями и кусания. Она чувствовала на бедре след от зубов Джеральдо, словно там были рассыпаны драгоценные камни.

Она всю ночь пролежала без сна, но не от покалывания в месте укуса, и не от воспоминаний о том, как ее тело горело огнем. Она думала над простым вопросом Читры, и ее мысли беспорядочно блуждали и раздражали ее.

«Что ты будешь делать, сестра?»

Утром она обнаружила, что Джеральдо нет, значит, она заснула. Сторона, где он лежал, прижимаясь к ней, теперь казалась пустой, словно часть ее куда-то ушла.

Когда Майя одевалась, у нее в сознании вдруг вспыхнуло одно воспоминание, как это иногда бывает. Оно проявилось настолько ярко, что было похоже на видение. С поразительной ясностью увидела Майя лицо матери, умирающей в лесу.

Комната словно исчезла, и девушка видела только то бледное лицо. Губы становились серо-синими в лучах рассвета. Майе тогда было примерно три года, тем не менее воспоминание оказалось свежим и болезненным, словно ожог.

Она чувствовала, как тело матери холодеет, хотя прикрыла его листьями. Она целовала ее щеки и наблюдала, как меняется красивое лицо. Наконец из леса вышел тучный мужчина, большой тучный мужчина с медведем. Он привел ее в храм, где она провела детство.

Никто там не верил в ее рассказ. Они думали, что она сбежала и что кто-то за ней придет. Когда никто не пришел, шастри отправили ее работать на кухню. Однажды, по велению судьбы, она встретилась со своей гуру, Гунгамой, которая, только раз взглянув на девочку, отправила ее танцевать.

Порой самой Майе казалось, что она все придумала: об умирающей матери, о незнакомце и его медведе. Но, несмотря на это, при первой же возможности она отправлялась гулять по лесу рядом с храмом. Она не теряла надежды.

Прошли годы. Она выросла стройной и грациозной, стала танцовщицей, стала красавицей. Шастри научили ее Тантре и обещали, что когда-нибудь она станет помощницей для садху, ищущих божественное.

* * *

В последний день своей девственности Майя вышла из реки, в которой совершала омовение. С нее капала вода. На берегу ее ждал святой по имени Двенадцать Одежд, а рядом с ним сидел коричневый медведь. Зверь поднял голову, посмотрел на девушку и зевнул, и она увидела, что он стар, зубы у него пожелтели, на морде бросались в глаза седые волоски. Святой держал старого медведя на поводке, сделанном из завязанных узлами тряпок. Майя поняла, что мужчина на самом деле худой, но на нем была надета дюжина одежд, одна натянута на другую, поэтому он выглядел толще медведя.

Старик молча кивнул ей и подозвал пальцами, похожими на тонкие веточки. После этого он дернул за поводок и вместе с медведем исчез в тени леса.

Не говоря ни слова, Майя последовала за ними.