Все внутри распирало так, что было страшно лишний раз вздохнуть, А слезы все катились и катились, пока я думала о невероятной боли и еще о том, что моим перввым мужчиной стал не тот, кого я люблю, а самый жестокий правитель в мире.
Терпеть. Оставалось только терпеть. Он ведь не будет… делать это долго?
Но Дари… У Дари было свое мнение. Он начал двигаться. Сначала чуть-чуть назад, и я чуть не взвыла, испугавшись, что он порвет то, что не успел надорвать до этого. Потом снова внутрь.
И боль больше не была такой резкой. Она была похожа на свезенные коленки — саднящая и сильная, но не острая. Между ног было горячо и влажно, и я вдруг догадалась, откуда взялась эта влага и заплакала, завыла в голос. Дари отпустил мои руки, приобнял пальцами за шею и задвигался быстрее и резче, улыбаясь.
Улыбаясь!
Сквозь слезы я видела его красивое лицо, на котором расцветала хищная улыбка, когда он ускорялся все сильнее и сильнее. Пальцы на затылке придерживали меня, чтобы Дари было виднее мои слезы. Он любовался ими и… имел меня. Имел, используя мою девственную кровь как смазку.
Я цеплялась за плечи Дари, только считая удары его органа внутрь моего тело. Каждый раз отдавался саднящей болью, каждый раз я вздрагивала, а он вбивался в меня с каждым разом все жестче, пока вдруг не напрягся весь целиком и не ускорился так, что я не успевала считать.
Громкий стон сквозь сжатые зубы вырвался из его губ одновременно с ощущением горячей лавы, опалившей внутренности.
Вот и все.
Я стала наложницей Властелина Черной Пустыни. Его шлюхой.
Цветок властелина
Дари замер, не спеша покидать ее тугую узкую глубину. Девочку уже потряхивало под ним, напряженные мышцы дрожали, но она не смела двинуться. Это было нормальное поведение для его наложниц. Хотя эта — не совсем такая. Из свободной страны, не приученная к почтению, она все-таки была особенной.
Например, девственницей.
Дари отодвинулся, чтобы взглянуть ей в лицо. Искаженное мукой, но это тоже бывает. Он держал ее и спрятаться ей было некуда.
Дари сдвинулся, ощутив, как липкая кровь неприятно чавкнула, когда его яйца отлепились от ее кожи. Девочка ахнула и потянулась к низу живота.
Дари был быстрее. Он перехватил ее руку и жестко сказал:
— Не надо.
— Мне нужна вода… — пожаловалась она и попыталась встать. Но Дари снова прижал ее к матрасу своим телом.
— Лежи так. Сейчас вытру.
Ему никогда не было противно от женской физиологии. Кровь даже нравилась — особенно девственная. Но куда больше нравилось, когда они заливали своей влагой простыни и перины до самого низа, насквозь. Сейчас, конечно, был совсем не тот случай. Но Дари нравилось, когда на женщине оставались следы.
— Не дергайся! — Рявкнул он, когда эта дура снова попыталась сползти с кровати.
— Не надо на меня орать! — Неожиданно взорвалась девчонка. — Я сделала как ты хотел, терпела и отдавалась, теперь я могу делать, как хочу я!
— Не можешь, — холодно уронил Дари.
Он дернул к себе шелковое покрывало и безжалостно испортил его, резкими движениями вытирая с внутренней стороны бедер девчонки кровь.
Отбросил его в сторону, а потом подхватил на руки и отнес к ванне. Вода в ней менялась сама собой, поэтому была уже чистой, но он все равно вылил в нее половину кувшина белой жидкости для заживления ран. И опустил туда свою добычу-нитарийку.
Она тут же принялась стирать остатки крови, закусив губу. Должно быть, она высохла и теперь неприятно стягивала кожу. Когда ее пальцы нырнули внутрь, Дари прикрикнул:
— Не вздумай вымывать мое семя!
— Я не хочу забеременеть! — Возразила нитарийка дерзко.
— Мне все равно, что ты хочешь, — хмыкнул он. Как у любого пустынного воина, мысль о том, что женщина понесет от него ребенка, вызывала у Дари нутряной глубинный отклик. Что-то горячее в основании позвоночника взрывалось и поднималось горячей волной к горлу. И сразу снова хотелось женщину.
Если бы не строгий религиозный запрет лидеру до тридцати лет иметь наследников, Дари уже давно завел бы не меньше двух полков сыновей и сотню-другую девчонок. Но пока он не имел права на детей, так сказали боги. И боги же заботились о том, чтобы ни одна из его наложниц не понесла от него, как бы глубоко он не вбивал в нее свое семя, когда кончал.
Он протянул руку и помог девчонке выбраться из ванны. Надо было запомнить ее имя… но зачем? Она не обладала искусностью нитарийских шлюх, а ее невинность ему скоро наскучит.
Он снова опрокинул ее на постель, сдернув шелковую простыню, испорченную кровью невинности. Под ней была еще одна, куда ничего не протекло.
— Опять?! — С ужасом спросила девчонка, когда он пристроился рядом, глядя на нее с вожделением. И зажмурилась от ужаса, сжавшись в комок, как будто опасаясь удара.
— Нет, — Дари ухмыльнулся. — Будь моя воля — я бы драл тебя до утра, но ты же будешь только скулить. Пусть все заживет.
Девчонка старательно пыталась не уснуть, но ее переживания смеживали веки неотвратимо и когда она свернулась клубочком и заснула, Дари поднялся и сам пошел к ванне.