Наложница вцепилась пальцами в края кушетки, потому что Дари набирал скорость и размах. Ему нравилось это ощущение сначала узкого до боли кольца, а потом свободы внутри, нравилось сопротивление плоти и то, как выла под ним женщина нравилось тоже.
Со всего размаху он опустил тяжелую ладонь на белую плоть зада. Звук шлепка взвился под высокие своды спальни.
— Пощадииии… — завыла та, что была под ним, но в ответ он только зарычал, ускоряя темп.
Перед самым финалом он резко вышел из раздолбанного отверстия и не мог отказать себе в наслаждении любоваться тем, как пытаются сомкнуться истерзанные края. А потом вогнал орган на полную длину в последний раз и излился в темную глубину, вздрагивая, когда сгустки семени, проходя по стволу, причиняли ему сладкую боль.
Запах грязного соития и розового масла смешались в любимую Дари симфонию.
Он оттолкнул от себя наложницу и отвернувшись ушел в бассейн, наполненный свежей водой, подкрашенной молоком кобылиц степей.
Опустился в воду, закрыв глаза, раскинул руки по краям и недовольно сморщился, услышав:
— Повелитель…
Он ничего не ответил, но раз не прогнал, наложница решила, что может продолжить.
— Повелитель был доволен?
В голосе ее слышалось страдание, а Дари не хотел терпеть рядом с собой такого.
— Да, — коротко ответил Дари.
Сообразив, зачем она подошла, он приоткрыл один глаз и покосился на свой стол, где стояли шкатулки с драгоценностями. Выбираться из воды не хотелось, поэтому он с тяжелым вздохом стянул с пальца одно из мощных колец с россыпью кроваво-красных рубинов из сердца Черной пустыни.
Оно стоило существенно дороже побрякушек, которые его женщины получали за его любовь, даже самую жестокую, но его покой Дари был дороже.
Кольцо упало в сомкнутые ладони с обломанными ногтями.
Эк он ее…
Впрочем, неважно.
— Повелитель… позовет меня еще? — Столько мольбы в этом голосе.
— Нет.
Дари не любил врать, даже когда это требовалось для суровых интриг.
Он был воином, а не политиком. И он никогда не врал себе.
Неудовлетворение даже после такого жесткого соития подсказало ему — дело не в теле. Не в дырке. Не в готовой на все плоти.
Кажется, дело серьезнее, если едва почувствовав последнее пульсирование в органе, он сразу же подумал о том, как там нитарийка.
Шлепанье босых ступней и вожделенная тишина.
Дари вновь закрыл глаза, откидываясь на бортик и позволяя воде ласкать свое мускулистое тело. Женщинам он позволял это редко. Он брал их, а не нежничал. Разве что изредка он приказывал им сделать что-нибудь особое. Но и тогда область его интересов ограничивалась половыми органами.
Сам же любил только шлепать мягкую плоть и вытягивать крупные соски.
Другое дело, что сейчас тяжелые тягучие волны воды с молоком, плескавшиеся у его живота, навевали мысли об Эйне. Словно это ее ладони скользят по железному прессу Повелителя Черной Пустыни. Словно ее мягкое тело обвивается вокруг его тела.
Дари не был глупцом и отлично понимал, к чему все идет. Но пока еще надеялся, что ему удастся сбросить этот морок, когда он позволит себе насытиться этой странной чужестранкой.
Отбытие
Целый день я провела в одиночестве в комнате, куда лишь изредка приносили еду. Но никто со мной не разговаривал, словно опасались или видели меня заразной. Но мне было не до них. Низ живота побаливал, страх заставлял тело сжиматься, а каково было мое раскаяние, что я сбежала из дома…
Кто знал, к чему это приведет. Как же теперь меня найдут представители Нитари в этом гареме? Я не знала. Но была уверена, что что-нибудь придумаю. Находясь в этом заблуждении до самого следующего утра, я не заметила суету, которая поднялась в гареме.
Все бегали туда-сюда, таскали какие-то сундуки, заворачивались в тяжелые плащи. Это было видно даже в те краткие мгновения когда дверь комнаты была открыта.
А с утра в комнату вошли две молчаливые женщины в годах, одетые в черное и поджав губы начали собирать в еще один сундук все, что там было. У меня не было совсем ничего, но мне принесли плотное красное платье, расшитое золотом и туфли на твердой подошве.
Я переоделась, с удивлением отмечая, что чувствую себя намного лучше. Должно быть, помогли отвары, которыми меня поили перед сном.
— Идем, — сказала мне одна из старух и тут я наконец решилась спросить:
— Что происходит? Куда?
— Повелитель отбывает, — ответила она, поджав губы.
— Куда? — Испугалась я.
— Домой, в свой замок в сердце Черной Пустыни.
— И я туда же?
На меня посмотрели как на дуру.
— Он тебя купил.
— Пошевеливайся, — подтолкнула меня в спину другая старуха.
Я едва шевеля ногами пошла туда, куда шли и все. Слуги, шныряя взглядами по женщинам, вытаскивали сундуки, женщины заворачивались в полупрозрачные шали и семенили к выходу, старухи с острыми взглядами приглядывали за всеми.
Меня грубо дернули за рукав и всунули в руки покрывало.
— Прикрой голову, — потребовала одна из старух. — Никто не должен пялиться на имущество Повелителя.