Наложница Властелина Черной Пустыни (СИ)

Спина стала удаляться, и я, как привязанная на веревочку, двинулась за ней. Мои ноги погрузились в мягкий ворс ковра, потом снова ощутили прохладу мраморного пола, а потом мы вошли в следующую комнату.

Круглую комнату, в которой не было ничего, кроме гигантской кровати, покрытой черным шелком и маленького бассейна в полу перед ней. Все. Это было все.

Мужчина обернулся к мне и медленно поднял одну бровь.

— Раздевайся. Ты же не собираешься купаться одетой?

В его голосе была насмешка. Это было так страшно и непривычно, что я снова осмелилась взглянуть в его лицо. Только не в глаза. Я смотрела на губы. На четко очерченные чуть пухлые губы, которые выговаривали слова, имевшие надо мной власть.

И тут вдруг вся моя дерзость, вся смелость, накопленные за мою недолгую жизнь, вдруг вскипели во мне черной волной!

— Да подавись! — Выплюнула я. — Подавись! Хочешь взять меня — бери! Только скорее!

И я одним движением сорвала тунику и бросила ее ему под ноги!

Ожидание

Дари

Дари нравился человеческий страх. Когда-то, когда он еще не был Властелином Черной Пустыни, а только шел к этому званию, он знал — если враг боится его, он победит. 

У страха людей был сладкий вкус. Он означал, что человек уже сдался. Все остальное лишь дело времени. Он тренировался смотреть так, чтобы у противников тряслись поджилки. Он выбирал такие позы и такие стойки с мечами, которые больше пугали, чем давали какой-то эффект. И побеждал даже тех, кто был искуснее его в битве. Потому что страх в глазах человека наполнял его силой, а противника слабостью. Сам он не боялся никогда и ничего. 

Но он не любил, когда его боялись женщины. Зажатая женщина не раскрывалась, не давала ему так необходимой страсти. Не подчинялась с радостью, а лишь отдавала ему свое тело, а это было не то. Он любил, когда женщины дерзили ему в постели, сопротивлялись и брыкались. Тогда победа над ними была слаще. 

Эта девчонка, которую ему приподнесли в подарок, была хороша. Тоненькая фигурка, золотистые волосы, какие редко встретишь у пустынных красавиц, персиковая кожа, светлые глаза. В ней чувствовалось что-то необычное, будто она выросла вовсе не в подчиненных ему краях. Не знала, кто он. Это было непривычно — все знали, кто он. Женщины делились на тех, кто ложился под него с покорностью и на тех, кто жаждал попасть в его постель. 

Рабыни из чужих краев поначалу дичились, но ощутив его власть впервые, неизбежно превращались в жаждущих его ласк покорных кошечек. Они знали, что его темный взгляд сулит им только радости. 

От этой он ожидал чего-то особенного. Друг так расхвалил свой подарок, что у Дари была иллюзия, что сейчас его накормят изысканным блюдом. Но девица, несмотря на всю свою красоту, лишь топталась на месте, не пытаясь даже станцевать для него или изогнуться так, чтобы вспыхнула кровь. 

Конечно, страх шел впереди Дари, но никогда он не делал с женщинами ничего, что бы им не нравилось. Хоть и любил кое-что пожестче. Но соблазненные золотом и властью, женщины терпели его страсть и ярость в постели. 

Страх иногда придавал этим забавам острый привкус, поэтому он не старался его убрать. 

И вот в тот момент, когда он уже понял, что девушка так и будет дрожать и соитие с ней закончится лишь разочаровывающими толчками в молодое свежее тело, которые потом придется перебивать искусницами из его гарема, она вдруг… вспыхнула. 

Как яркая падающая звезда на краю небосклона. 

Взорвалась и полетела, но не к земле, а ввысь. 

В глазах ее полыхнула боевая ярость, смывающая страх, и Дари впервые за вечер ощутил интерес. 

Тело… красивое тело. Сияющие глаза… Но эти отвратительные запахи, которыми они перебивали их естественный аромат… 

Ему не нравилось. 

Воспитанные во дворцах другие правители имели своих женщин как изысканные игрушки. Но Дари любил естественный запах женщины. Когда он чуял аромат между их ног, он ощущал в себе зверя. Все его естество стремилось забрать самку себе, отыметь ее, наполнить своим семенем, залить ее тело целиком и присвоить. Лучше всего — если она понесет его ребенка с первой же встречи, тогда она никогда не вспомнит ни одного другого мужчину. 

Он глубоко втянул узкими ноздрями запах страха, потом запах благовоний, а потом скомандовал:

— В воду. Быстро. И смой с себя эту гадость. Я хочу тебя такой, какой создала тебя природа!

Дари уже устал ждать, пока она подчиниться и сделает так, как он хочет. 

Впереди была сложная встреча с главарями племен, которые он мог бы завоевать, но с некоторых пор предпочитал путь дипломатии. И эта девушка нужна была ему как способ сбросить напряжение, отдать свою ярость, погрузить ее в женское тело. Сломать ее, заставить подчиниться и принять его целиком — с яростью и желанием. 

Но вместо этого она обещала ему битву с ней же, где он потратит свои силы, но не приобретет ничего, что поможет ему в политике. Поэтому голос его был полон ледяной злости на ту, что тряслась, даже еще не войдя в бассейн.