Нам идти дальше

Скоро Бабушкин уехал в Полоцк, а затем вместе с Прасковьей Никитичной перекочевал в Иваново-Вознесенский край.

5

Очутившись вне России, сначала в Германии, потом в Цюрихе и, наконец, в Женеве, Владимир Ильич часто возвращался мыслями к встрече с Бабушкиным и каждый раз испытывал такое освежающее, отрадное ощущение, будто пил из живого источника.

В Германии все уже было почти готово к выпуску «Искры». Владимир Ильич, приехавший сюда в июле, немало трудился, пока все наладилось. Потресов оказался слабым организатором, и Владимиру Ильичу с первых дней приезда за границу пришлось все взять на себя. Мартов остался в России, и его приезд в Германию ожидался не скоро.

Мюнхен — вот где поселится редакция. Городок небольшой, тихий. О том, что здесь делается русская революционная газета, никто не будет знать. От строгой конспирации зависел успех всего дела.

Теперь оставалось одно: договориться с Плехановым.

На душе у Владимира Ильича было не очень спокойно, когда он выезжал из Германии в Женеву. Ему сообщили, что к встрече с группой «Освобождение труда» все готово. Состоится совещание, в котором примут участие группа Плеханова, с одной стороны, а с другой — «литературная группа» «Искры» в лице Владимира Ильича и Потресова.

Местом совещания предполагалось Корсье — маленькая деревушка на берегу Женевского озера. Потресов уже несколько дней находился в Женеве, и письмо, полученное Владимиром Ильичем от него еще в Германии, не предвещало ничего доброго.

Потресов писал что-то невнятное. С Плехановым виделся, тот в меру вежлив, внимателен, в целом поддержать «Искру» готов, на это он давно дал согласие, а когда, мол, все съедемся и поговорим, выяснится и все прочее.

«Что «все прочее»?» — недоумевал Владимир Ильич. Вспоминался разговор с Надеждой Константиновной в Уфе. Но Владимир Ильич старался отгонять тревожные мысли. Плеханов все поймет и поможет. Ведь дело-то какое важное, большое!

Один из сподвижников Плеханова — Аксельрод жил в Цюрихе. Он тоже эмигрировал из России лет двадцать назад — ему грозила тюрьма и ссылка. Это был пожилой человек, уже седой, часто страдающий головными болями.

Владимир Ильич заехал сначала в Цюрих и повидался с Аксельродом. Тот принял гостя с распростертыми объятиями. Аксельрод читал книги Владимира Ильича и высоко ценил их. Из ссылки Владимир Ильич не раз писал Павлу Борисовичу — так звали Аксельрода — и относился к старику с уважением.

Владимир Ильич давно знал, что члены группы «Освобождение труда» находятся как бы под пятой у Плеханова. Он, Плеханов, глава и все решает. Как уловил Владимир Ильич из разговора с Аксельродом, члены группы хотя и любят Плеханова и верны ему, но сами же готовы пороптать на свое подневольное положение.

— О, я всей душой приветствую ваше начинание! — говорил Аксельрод. — Это вольет в нас новые силы. А кроме того, друг мой, по секрету скажу: станет легче и с самовластием Жоржа бороться. Если бы вы знали, как иногда с ним бывает тяжело! Но тут дело другое. Оно всех нас увлекает широкой перспективой, и нет сомнения, что Жорж поддержит его всем своим авторитетом!.. О, вы увидите!

Хотелось в это верить. Все должно было решится в самые ближайшие дни на встрече в Корсье. Судя по тому, что Павел Борисович говорил о предстоящем совещании в Корсье, казалось — все будет хорошо. Правда, какая-то уклончивость в старике чувствовалась. Он старался убедить Владимира Ильича, что готовить и печатать «Искру» лучше всего было бы в самой Женеве, а не где-то в Германии. С шутливым укором Аксельрод грозил пальцем гостю:

— Нехорошо, молодой человек, отрываться от стариков. Самостоятельность не всегда хороша.

Владимир Ильич объяснял: таково решение «литературной группы», и оно вполне резонно — ведь чем ближе будет редакция «Искры» к русской границе, тем лучше; для России она, «Искра».

— Да, конечно, для России, — соглашался Павел Борисович, — но так хотелось бы Жоржу.

Сам лишь минуту назад говорил о «самовластии Жоржа», а гнул к тому, чтобы «Искра» попала под крылышко его группы.

И вот она, Женева! Чудесный город на чудесном озере. Солнце, вода, зелень и горы. Счастливый уголок земли, а люди недовольны.

— Плохое лето, мсье, — слышал Владимир Ильич еще в поезде.

На лето жаловались дамы, укрывавшие от дождей зонтами свои пышные шляпы. Жаловались содержатели швейцарских гостиниц, лодочных станций на озере, чистильщики сапог. Казалось, одна у местных жителей забота:

— Да, мсье, лето ужасное. Дожди, грозы…

Поезд пришел в Женеву рано утром.

В гостинице, где Владимир Ильич оставил чемодан, толстый портье, принимая из рук приезжего (Владимир Ильич записался в книге Петровым) ключ от номера, не преминул, конечно, упомянуть о погоде:

— С утра что-то слишком парит. Вы не находите, мсье Пьетрофф?

Затем портье добавил:

— Вас еще вчера дважды спрашивал какой-то мужчина. Своей фамилии не назвал. Молодой, хорошо говорит по-немецки, просил передать, что очень хотел бы повидать вас. Будет ждать с утра в кафе «Ландольт». Первый зал, третий столик слева.