Нам идти дальше

«Нельзя, нельзя тут уступать, — говорил себе Владимир Ильич в сотый раз. — Лучше разрыв и свобода действий, хотя и в более трудных условиях, чем угроза загубить все дело».

И вспоминался последний разговор с Надеждой Константиновной в Уфе. Ее слова: «А поймут ли это в Женеве?» — не раз за эти дни приходили Владимиру Ильичу на ум.

Как ни прикидывай, а невозможно отделаться от впечатления, что даже сам глава группы, Плеханов, никак не в состоянии уловить то главное, ради чего создается «Искра». Порой казалось — вот! Понял Плеханов, в чем суть, понял и готов сам загореться! А потом Георгий Валентинович словно сам же отбрасывал главное и снова начинал рассуждать об «Искре» так, что ясно чувствовалось: он склонен все же больше заниматься теоретическими статьями, а не черновой кропотливой работой собирания и сплочения партии.

А ведь именно для этого нужна «Искра».

«Значит, нет ошибки в решении прервать переговоры с группой и уехать», — окончательно утвердился Владимир Ильич в своей мысли уже на рассвете.

Утром в гостиницу явился Аксельрод. Видимо, почувствовал что-то неладное и притащился раным-рано. Когда Владимир Ильич и Потресов напрямик объявили о своем намерении прервать переговоры и вернуться в Россию, Павел Борисович в ужасе схватился за голову:

— Это невозможно! — И дважды затем повторил: — Дас ист унмеглих!

Казалось, немецкие слова позволяют старику сильнее выразить свои чувства, боль и отчаяние, которые искренне звучали в его взволнованном голосе. Он все повторял:

— Дас ист унмеглих! Разрыв недопустим. Можно договориться. Зачем же такие крайности, молодые люди? Нет, это невозможно!

Он упрекал молодых людей в нетерпимости, в излишне строгом отношении к Жоржу, призывал держаться мудрой «золотой» середины.

Владимир Ильич оставался непреклонен. Он уедет. На душе было тяжело, и даже говорить не хотелось.

Особенно трудные минуты пережил он, когда после полудня состоялся разговор с самим Плехановым. Аксельрод и Засулич, которая не скрывала своего отчаяния, встретили Жоржа на пристани одни и все ему рассказали. Как он принял весть о таком неприятном обороте дела, Владимир Ильич и Потресов могли только догадываться. Когда они пришли в Везену, Плеханов уже был там. С молодыми людьми поздоровался спокойно, был сух и сдержан.

— Ну, решили ехать, так что тут толковать, — сказал он и еще больше накалил обстановку своим явным напускным равнодушием к судьбе «Искры».

В этот день Георгий Валентинович ушел к пристани один. Его никто не провожал. Аксельрод и Засулич остались в гостинице и чуть не со слезами уговаривали Владимира Ильича и Потресова не уезжать, иначе, как выразился Павел Борисович, Плеханов будет убит.

Но все было тщетно…

Наступил день отъезда. Последний разговор с членами группы произошел уже в Женеве на квартире у Георгия Валентиновича. И тут случилось нечто неожиданное. Гордый женевец вдруг переменил тон.

Он был очень бледен, когда, усевшись рядом с Владимиром Ильичем, сказал, что сожалеет о случившемся и готов на любых условиях работать с организаторами «Искры».

— Мы споемся, — миролюбиво говорил он, и необычные нотки душевной растроганности слышались в его голосе. — Поверьте, ваша «Искра» для меня луч света в темном царстве. Да!

Он жал руку Владимиру Ильичу и говорил:

— Я с вами, друг мой. Как равный соредактор, и только. Готов быть и просто сотрудником. Согласен на любые условия.

Засулич сидела в углу на диване и счастливо улыбалась. На Георгия Валентиновича она смотрела с еще большим обожанием, чем прежде. Казалось, в ее глазах он совершил великий подвиг.

И Павел Борисович весь сиял. Он с чувством пожимал руку Владимиру Ильичу, потом Плеханову, потом опять Владимиру Ильичу и говорил:

— Я это предвидел! Я говорил: не может быть разрыва!

В эти волнующие минуты Владимир Ильич с особенным напряжением вглядывался в лицо Плеханова. Хотелось понять: до Георгия Валентиновича наконец дошло главное или тут есть что-то другое? Но Плеханов был не из тех людей, у которых на лице все написано. А слова (разговор в этот день был большой, и Плеханов не молчал) не всегда соответствовали тому, что думал этот человек. Одно было несомненным: сложные причины заставили Плеханова уступить. Может, понял, что с потерей «Искры» упускает живую связь с борющейся Россией, то есть то, что должно быть самым ценным для настоящего революционера, особенно — застрявшего волей судеб в долгой эмиграции. «Плеханов есть Плеханов», да, он это показал и сейчас. Трудный человек, но в последнюю минуту он нашел в себе силы переступить через личное и протянуть руку племени «младому, незнакомому».

У Владимира Ильича в ту минуту было такое ощущение, будто придавившая его сердце тяжелая каменная глыба сразу отвалилась. Прежней влюбленности в Плеханова уже не будет, но открылась возможность вместе делать «Искру». А это главное. Остальное покажет будущее.

Глава четвертая «КОЛОКОЛ НА БАШНЕ ВЕЧЕВОЙ»

1

Однажды зимней ночью на русско-германской границе близ Мемеля раздались крики часовых, предупредительные выстрелы.