Нам идти дальше

Из кафе он вместе с Мартовым направился в типографию. По дороге тот лихо дымил папироской и говорил:

— В политике требуется адское терпение. У меня его нет. Я иногда схожу с ума.

Владимир Ильич отозвался с улыбкой:

— Сходить с ума не надо. В борьбе нужна выдержка.

— Я не стерпел бы такого высокомерия Жоржа. Уже в Корсье сорвался бы и черт знает что бы натворил. Попятно, нельзя допустить, чтобы дело дошло до раскола из-за разногласий внутри «Искры». С Плехановым, разумеется, ладить как-то надо.

— Да, конечно, — кивнул Владимир Ильич и добавил: — Но я не вижу другого выхода, как самому взяться за проект программы.

— Но это значит объявить войну Жоржу! — воскликнул Мартов.

— Войну? Гм… А что происходит у нас в эти дни, спрашивается? Мы уже ведем эту войну. Только эта война не с Георгием Валентиновичем, а с той групповщиной, о которой он сам сегодня говорил.

— Но и мы группа!

— То есть? — придержал шаг Владимир Ильич.

Мартов ответил, что имеет в виду его, себя и Потресов а.

С минуту Владимир Ильич молчал, словно задумался. И вдруг он весело рассмеялся:

— Нет, батенька. Из этих штанов мы давно выросли. Уже в Пскове нас было не трое, а гораздо больше. А сейчас и подавно!

Типография Максимуса Эрнста, где набиралась и печаталась «Искра», помещалась в небольшом каменном здании.

В маленькой комнате на втором этаже застали Блюменфельда. Тот уже знал всё и встретил Владимира Ильича и Мартова очень хмуро. Они сразу занялись гранками очередного номера.

— Как же будет дальше? — ворчал наборщик, обращаясь то к Владимиру Ильичу, то к Мартову. — Я хочу знать, будет ли когда-нибудь порядок в наших собственных делах? Программы нет. Устава нет. И самой партии нет.

— Почему нет? — возразил Владимир Ильич. — Теперь уж подходит пора практически подумать о втором съезде. Он примет устав и программу.

Блюменфельд сгоряча потряс над головой руками:

— Пух и перья полетят на этом съезде! Они уже летят, я вижу.

Третьим событием середины зимы было образование в Самаре русского центра «Искры».

Кажется, день, когда весть об этом дошла от Кржижановских до Мюнхена, был самым радостным для Владимира Ильича в ту зиму.

Хотелось крепко пожать руку Глеба.

«…Ваш почин нас страшно обрадовал, — тотчас написал Владимир Ильич в Самару Клэру, Улитке и всем тем, кто участвовал в создании практического руководящего центра в России. — Ура! Именно так! Шире забирайте!»

15

Ближе к весне и весной все завертелось, как в карусели.

Провалы, провалы — один за другим. Вскоре после разгрома полицией южного, одесского пути доставки «Искры» в Россию оборвался еще один путь — он назывался «путь Дементьева» и пролегал через ряд пунктов русско-немецкой границы.

А в люто морозный февральский день провалился и Бауман.

Его взяли под Воронежем, в деревне Хлебное, недалеко от Задонска. Грача загнали сюда неотступные преследования жандармских ищеек. Вконец измученный погоней, голодный, еле передвигая разбитую ногу (он прыгнул на ходу с поезда), Николай Эрнестович попросил ночлега у земского врача Велижева. Тот оказался мерзавцем и выдал Грача полиции. Так и Бауман очутился в киевской тюрьме.

В Мюнхене в эти дни почти не пахло зимой. А когда весть об аресте Баумана дошла сюда, в Английском саду уже набухали почки.

Весенний вечер. Отжурчали дожди, перемешанные со снегом, снова чисто и зелено на улицах Мюнхена. Владимир Ильич сегодня весь день работал в типографии над очередным номером «Искры».

Когда он пришел из типографии, был очень поздний час, Надежда Константиновна лежала в столовой на диване, но не спала.

— Есть новости? — спросил Владимир Ильич.

— Есть, — ответила она, приподнимаясь.

Она показала телеграмму, пришедшую от Калмыковой из Дрездена. Та сообщала, что завтра приедет с важным известием.

— Видно, что-то случилось, — пожал плечами Владимир Ильич.

— Есть еще одна новость, совсем неприятная, — продолжала Надежда Константиновна, — Плеханов прислал письмо Вере Ивановне…

— Знаю, — кивнул Владимир Ильич, сразу потемнев.

Надежда Константиновна села к столу. После небольшого отдыха опять взялась за письма. Она похудела за зиму не столько от напряженной работы, сколько от огорчительных переживаний и волнений. Дела внутри редакции «Искры» шли все хуже. Взаимоотношения редакторов обострялись. Не затихала борьба вокруг партийной программы. В переписке с Плехановым и Аксельродом только о ней и шел разговор. После того как Владимир Ильич написал свой проект, Плеханов надулся еще больше и взялся переделывать то, что он предлагал.

В новом наброске Георгий Валентинович вовсе выбросил из своего проекта пункт о диктатуре пролетариата, заменил общими словами о политической власти пролетариата, «которая сделает его господином положения». Проект стал еще хуже.