Нам идти дальше

— Ну, Лондон так Лондон. В добрый час.

Вере Ивановне она посоветовала:

— Ты, дорогая моя, не стремись так в Женеву. Это, если хочешь знать, особого рода болото. Да ты и сама знаешь. Так что молчи!

На другой день Калмыкова уезжала. Горько переживая расставание и чувствуя, что это надолго, Александра Михайловна обошла всех, простилась по-русски — троекратным поцелуем.

Она даже нашла в себе силы шутить:

— Все к лучшему, друзья, в этом лучшем из миров. Только вы не тяните. Как это говорится: «Паспорт на извозчика, багаж в кармане» — и с богом. Я вас не оставлю, да вы бы хоть чаще писали своей старой Тетке…

Простились с Калмыковой, проводили ее на вокзал. С вокзала Владимир Ильич поехал в университетскую библиотеку и до вечера изучал карты Лондона. Вот где действительно можно затеряться, как иголка в стоге сена. Сюда, в этот огромный город, лапа царской охранки не достанет. В Англии не требуется паспорта. Это облегчит агентам «Искры» приезд и отъезд. Владимир Ильич попросил у старого библиотекаря путеводитель по Лондону и даже поинтересовался в почтовом справочнике — сколько дней идет письмо оттуда в Россию.

Оказалось — в среднем пять дней.

Из библиотеки Владимир Ильич поехал в типографию, вызвал из наборной Блюменфельда и долго говорил с ним. Блюменфельд хватался перепачканными краской руками за голову, ахал. Ему уже досталось за оплошность, и Владимир Ильич не стал снова отчитывать наборщика, а договорился с ним о том, как поскорее убрать из типографии все, что могло бы навести на след «Искры».

— Если Лондон, то я не нужен, — заявил Блюменфельд, — в Лондоне сто тысяч типографий. Лучше пошлите меня домой, я помогу там наладить перепечатку «Искры».

Владимир Ильич вместо ответа крепко пожал руку наборщику.

Глава шестая В ЛОНДОНЕ

1

Первое время после переезда в Лондон почта из России шла плохо. И было так мучительно ждать, каждое утро просыпаться с мыслью: авось сегодня. Увы, день ничего нового не приносил. Оставалось довольствоваться газетами.

Досаждали туманы, копоть, запах каменного угля, которым, казалось, пронизан весь Лондон. Шел апрель, а весна тут почти не чувствовалась.

— Ведь я говорила, говорила! — с горьким и невеселым юмором торжествовала Засулич. — Зато как хорошо в Швейцарии!

Она и Мартов только что вернулись из Цюриха. Совещались с Плехановым и Аксельродом. Владимир Ильич не захотел туда ехать.

О программе как будто договорились. В основу взяли переработанный проект Плеханова, но с серьезными поправками Владимира Ильича. И хоть это были только поправки, именно они придали программе боевой дух, начинили революционным содержанием. Программа бросала гневное обвинение русскому капитализму и самодержавию и звала рабочий класс, всех трудящихся на бой за правое дело. По настоянию Владимира Ильича в программу был включен пункт о диктатуре пролетариата, подчеркнута роль партии как авангарда рабочего класса. Аграрная часть программы целиком принадлежала перу Владимира Ильича. Вся она дышала теперь его идеями.

— Нет худа без добра, — толковала Вера Ивановна. — Долго спорили, препирались, зато программа получилась на диво. И Жорж не в обиде.

— Да, конечно, — усмехался Мартов, — теперь и мы все можем быть довольны. Программа есть, остается не так уж много: осуществить ее. В общем, как в Полтаве говорят: «Почти два шага, через дорогу перейти навприсядки».

В рассуждениях Юлия Осиповича о будущем все чаще слышались иронические нотки, и вот что казалось странным: вместо того чтобы повлиять на Засулич, укрепить ее веру в лучшее, он сам тоже заразился ее мрачными настроениями.

Раньше он неизменно подтрунивал (правда, осторожно и дружески) над невеселыми разговорами Веры Ивановны о том, что Россия пока остается неподвижной, как скала. Минутами сочувствовал, иногда брался даже защищать Веру Ивановну, но общей линией его поведения была мягкая усмешка над ее скептицизмом и «усталостью от ожидания перемен». А в серьезных разговорах он старался внушить ей те мысли, которые воспринимал от Владимира Ильича: надо бороться, ждать и верить, и все придет. Революция в России близка.

Теперь и в самом Юлии Осиповиче частенько начинала чувствоваться «усталость от ожидания перемен». Он в эту зиму не раз говорил Владимиру Ильичу:

— Опять затихла наша Россиюшка. Просто удивительно, как все повторяется. В майские дни пошумит, поволнуется, какой-нибудь студент хлопнет какого-нибудь крупного царского сановника, и опять затишье до будущего года.

— В таких случаях советуют: «Зри в корень», — сказал Владимир Ильич Мартову в первом же разговоре после его приезда из Цюриха. — Очень советую не забывать это изречение.

Юлий Осипович пожал плечами:

— А что зреть?

— Да ведь есть чему порадоваться! Наконец-то выработана наша партийная программа. Великое дело сделано, мечта многих и многих!

— Я рад.

— Это большой шаг вперед. Успех для всей революционной России. Она не стоит на месте, как видим. Она идет вперед, дальше.

— Куда?

— К тому, что написано в нашей программе, мне кажется, — ответил, хмурясь, Владимир Ильич. — Что за странный вопрос?