Нам нельзя

Движения становились глубже, проникновения настырнее, и мы не целовались, мы пили друг дргуа. Закрыв глаза, потому что так все ощущения усиливались. И дрожь пробивала тела. Кровь внутри играла, кидала нас с Трэшом в пламя.

И я не понимала, что приводит к сладкому изнеможению, сам поцелуй или прикосновение Трэша. Марево в голове, дрожь по телу, истома наваливалась, и у меня слабли ноги.

Трэш убрал руки с моего лица и поддержал, двумя руками, обняв. При этом одна лежала на спине, другая под попу поддерживала.

Я и раньше целовалась, и Никита, судя по всем, тоже. Но чтобы так уноситься, чтобы плавиться в чужих руках и желать, чтобы это не кончалось. Впервые!

Это уже не первая любовь, это порыв настоящего чувства, прорыв вперёд. Осталось только выдержать все проблемы, справиться с неприятностями.

– Прямо в школе! Тугарина, зайди в мой кабинет.

А мы даже после этого не сразу отлипли друг от друга.

И мне стало стыдно, но не перед директрисой, а за то, что ощущала. Смущалась, опустив глаза, продолжая наслаждаться всеобъемлющей нежностью и заботой со стороны парня. Он погладил меня по спине, чмокнул в лоб.

– Сейчас будет жужжать, что я тебе не пара, и что я тебе серебряную медаль испорчу.

– Пусть, она на работе, – я медленно под его надзором пошла в кабинет директора.

Только дверь открыла, раздался звонок с урока.

Жопа-Голова открывала накрашенный кривой рот. А я не слышала её слов. Трэш оказался прав, мне втирали, что я не дотяну до медали, в случае если вляпаюсь в Савинова. Директрису можно было записать в команду Егор-Света. Она там будет политической частью, кидать лозунги и вести к …

– … светлому будущему, Катя. А с таким, как Никита Савинов оно будет очень мрачным.

Интересно, а сколько человек в команде поддержки? Тоша Иванович сто процентов за нашу дружбу с Трэшем. Маргарита Петровна, наверняка. Больше тяжеловесов на нашей стороне не будет.

Хотя, как сказать.

Я посмотрела в окно. Там виднелось ярко-голубым лоскутом ясное небо. Как взгляд. Улыбчивый, добродушный взгляд свыше.

Папа на моей стороне, а это значит, все могут отдыхать.

– Ты всё поняла?

Нет, я никогда вас не пойму.

– Иди, Тугарина, и подумай над своим поведением. И не забывай, тебе уже восемнадцать.

Упс! А это что-то значит? Возраст согласия ещё никто не отменял, и вообще надо будет глянуть, где у нас браки можно заключить с семнадцатилетним, а то ждать полгода, в лом.

Нет, не то что я старомодная или религиозная фанатка. Просто в тринадцать я была вполне взрослая, когда папа сказала, что вначале заключаем брак, а потом безобразничаем. А папа – это святое. Он не мог мне плохого посоветовать. Дура Света, думает, что это она так прекрасно меня воспитала.

Я вышла из кабинета директора с ядовитой ухмылкой. Напугали Катю Трэшем.

Нафаня напирала на моего парня бюстом, что-то очень активно ему втирала. Трэш чинно держал руки в карманах, когда заметил, что я вышла из кабинета, плечом оттолкнул поклонницу и поспешил за мной.

Нафаня походу не вкурила, что опасно со мной связываться. Слушок прошёл, что мне восемнадцать, и я типа никого в школе не трону. У меня длинные руки.

– Куча! – высмотрела я впереди Сашку Верещагину.

Она остановилась. Рассмотрела моё лицо и ухмыльнулась.

– Привет, Тугара, где расписали?

– Упала, отжалась, – я посмотрела по сторонам и, не стесняясь Трэша, прошептала. – Саш, у нас проверочная в понедельник по алгебре. Я всем сердцем чувствую, что тебе очень нужна моя помощь.

– Ну, – улыбчиво протянула Куча. – Чё надо?

– Объясни тупорылой Нафане, что мы с Трэшом пара. Девочка не впиливает, когда ей Трэш об этом говорит. Я бы сама, но мне восемнадцать, мне детей трогать запрещается.

– Да, не вопрос, Тугара, – она похлопала меня по плечу.

– Моя коварная женщина, следит за чистотой брака, – дребезжащий голос за спиной.

– Иди нафиг, Трэш, – рассмеялась я.

– Кис, учись посылать правильно.

Он меня за попу ущипнул!

И я не знала кричать благим матом или пищать от восторга. Тихо посмеиваясь, я затесалась в толпу и вошла в класс.

Анечка сидела на последней парте. Заметив меня, расцвела и улыбнулась. Влюблённо так, радостно. Прямо настроение испортила. Вот ведь, прилипала.

Села рядом с ней, чтобы Трэша позлить. А Трэш не пришёл в класс…

Я огляделась. Всё по-прежнему в кабинете биологии. Народ перед уроком, кто иргает, кто красится, кто в телефонах. За окном раскинулось небо, на нём перистыми облаками было написано, что случилась беда. Никто бы не разобрал этого, только моё сердце.

– Шиша! – позвала я. – А Трэш куда делся?

Только что рядом был.

– По телефону терпится, – ответил Ромка Шишков, и я рванула с места.

Не знаю, почему я ощутила страшное горе. Не слыша слов Анечки, я ломанулась обратно в коридор, перекидывая сумку через плечо.

Прозвенел звонок на урок, а я приникла к окнам. Трэш ушёл из школы. Куда? Зачем?

В груди защимило. У меня не было никаких предположений.

Бежала вниз к выходу, на ходу хватая всех, кто попадался. Спрашивала, видели Трэша. А он из школы ушёл. В гардеробе не было его куртки.