- Что Вы, что Вы, Михаил Александрович! Мы и не собираемся доводить до этого. Здесь, в госпитале, все будет спокойно. Крови пролито в лазарете не будет. Мы наведем порядок в городе. Раненные герои не пострадают, уверяю Вас. Но никто не посмеет потом обвинять государя в малодушии и слабости перед растерянной толпой. Мы дадим отпор. Только дурак мог бы предлагать сидеть сложа руки и наблюдать, как редкие цепи охраны забиваются камнями, палками, расстреливаются бунтовщиками. Толпу, почувствовавшую кровь и слабину государя, постигнет разочарование. Я Вас уверяю, - Столыпин почтительно склонил голову перед Михаилом Александровичем.
За годы пребывания в Совете министров что-что, а уж общаться с одним из членов Государственного совета научился. Правда, в большинстве случаев рядом находился император, успокаивающе воздействовавший на своего решительного в неправильные моменты брата.
Михаил Александрович нахмурился. Часть души говорила ему, что Столыпин действует правильно. Памятуя о подавлении революции, он отдавал должное решительности Петра Аркадьевича, но с другой стороны... Перечить ему? И проливать кровь, когда можно просто договориться? Стоит лишь дать ответственное, не запятнанное грязью министерство, и толпа схлынет. Ведь это все, что действительно нужно стране! А "столыпинские галстуки" только испортят дело.
Поколебавшись несколько мгновений, Михаил Александрович потер руки. Он внимательно смотрел прямо в глаза не в меру дерзкому статс-секретарю.
- Мой брат уж слишком сильно полагался на Ваши способности, милейший Петр Аркадьевич. Молю Бога, чтобы в этот раз он не ошибся. Но... - принц потер руки еще более картинно.
Верный лакей, презрительно глядя на объект ненависти господина, подал полотенце Михаилу Александровичу, усердно стиравшего несуществующую кровь.
- Надеюсь, что мне удастся оправдать надежды Его Императорского величества, - снова кивнул Столыпин.
- Больше мне делать здесь нечего, - пожал плечами Михаил и направился прочь.
Все тот же лакей, цокнув каблуками по паркету, подал принцу шубу с алым подбоем.
- Храни Бог Россию, - только и сказал на прощание. - Больше, видимо, некому.
Михаил Александрович при этих словах не повернулся к Столыпину. Да и обращался он, кажется, ни к кому конкретному. Да вот только...В этой фразе было все отношение принца к надеждам Столыпина на успех. Петр Аркадьевич понимал, что в этом отношении много верного, да только вот...
Едва Михаил скрылся из кабинета, как премьер-министр вздохнул. Натужно так, как во дни первой революции.
- Что ж, милостивые государи. Теперь вся ответственность за судьбу Петрограда лежит на нас. Мы должны справиться, должны.
Столыпин, казалось, обращался к самому себе. Он смотрел только на расстеленную прислугой карту Петрограда. Прикидывал, что происходит...А происходящее совсем не радовало...
Примерно в середине совещания Занкевич обратился к Столыпину с предложением лично узнать настроение солдат, которые стояли в охранении у Зимнего.
- Непременно, узнайте. Только... - Столыпин покосился на мундир Занкевича. Тот больше походил на штабного, паркетного генерала, к которому вряд ли прислушаются солдаты.
- Все уже придумано, - Михаил Ипполитович прекрасно понял этот взгляд. - Возьму мундир павловцев, так меня быстрее примут за своего.
Столыпин довольно кивнул:
- Замечательная идея, ступайте, - и продолжил совещание.
Михаилу Ипполитовичу потребовалось едва ли больше пяти минут, чтобы истребовать нужную одежду и облачиться в нее. Несколько гвардейцев, бывших на первом этаже, с радостью предложили запасную форму, лежавшую в соседней комнате со сторожкой. Михаил Ипполитович оказался доволен столь быстро разрешившейся проблемой. Застегнув последнюю пуговицу, цокнув каблуками сапог (привычка - ее не отобьешь!), он направился прочь из Зимнего, на площадь. В голове проносились воспоминания из командования лейб-гвардии Павловским полком. Какие сражения!.. Какие подвиги!.. И все ради чего?.. Государь растерял последние крохи доверия, этом Михаил Ипполитович был совершенно согласен с Гучковым. Да и вообще... Телеграммы Алексеева говорили о развале армии. Чего можно ждать от такого правления? Необходимо утихомирить народ, ведь армия - это его часть, только вооруженная. Едва только тыл обретет то, чего желает, как на фронте будут достигнуты настоящие победы. В этом Занкевич теперь уже не сомневался.
Солдаты теснее жались к кострам, разведенным по всей площади. В иное время от бесчисленных огоньков, верно, рябило бы глаза, - но сейчас в темноте сверкало едва ли двадцать-тридцать очагов. Солдат было мало, очень мало. Они растягивались по всей длине до Адмиралтейства, а оттуда - к вокзалам. Еще теплилась - вместе с огнем - надежда на то, что подойдут войска с фронта. И если не дать восставшим занять пути, то верные престолу силу сразу же, прямо с колес, будут идти в бой. Во всяком случае, на это еще надеялись кое-какие офицеры. А вот солдаты!..