Нам здесь жить

— Их согласия как раз и не требуется, — мотнул головой Улан, — поскольку им обоим очень скоро, лет через пять-семь, точно не помню[46], суждено погибнуть в какой-то битве, причем без оставления мужского потомства. То есть объединителю Руси надо лишь немного обождать и Галич с Волынью сами упадут ему в руки. А вот с остальными Рюриковичами и впрямь проблема, — помрачнел он. — Кого из князей ни возьми как кандидата в цари, остальные вмиг на дыбы встанут. Понимаешь, они все между собой в родстве, пускай и отдаленном, а потому примириться с тем, что кто-то из них возвысится, никогда не смогут. Значит, нужен нейтрал, чужак, как в старые времена, когда призвали княжить Рюрика… — и он, замолчав, многозначительно посмотрел на Петра.

— Гедимин?! — ахнул Сангре, догадавшись, к чему клонит его друг. — Эй, нехристь, ты того! Остри, но знай меру!

— Я не шучу, — покачал головой Улан.

Ошарашенный Петр долго вглядывался в его невозмутимое лицо и, наконец, убедившись, что тот говорит серьезно, выдохнул:

— Уланчик, стой! Ты сошел с ума не на той остановке. Русь под Литвой?!

— Почему под? Вместе. Да и то вначале, а далее… — он улыбнулся. — Ну не говорим же мы, что Русь оказалась под варягами, когда пришел править Рюрик, а за ним Олег, верно?

— Сравнил, — хмыкнул Сангре. — Сколько тех варягов-то? Русь их проглотила и все.

— А сколько тех литовцев? Думаешь, намного больше? Тоже проглотит.

— А заворота кишок не случится? — хмыкнул Петр.

— Нет, — упрямо мотнул головой Улан. — Даже легкого несварения не будет. А знаешь почему? — и он выпалил: — Да на мой взгляд, Литва — та же Русь, только моложе лет эдак на триста и со всеми достоинствами и недостатками, присущими юному организму. Точно, точно, сам прикинь.

Петр послушно прикинул, припоминая все, что ему довелось до сего дня повидать в Литве. А ведь и впрямь есть сходство. Городских стен, правда, он на Руси еще не успел повидать, но если судить по историческим фильмам, здешние были точь-в-точь. И дома с теремами тоже. А уж про людскую одежду, про вооружение и прочее и говорить не приходилось. Ну разве язык иной, хотя если призадуматься, то и он не сказать, чтоб совсем чужой. По-русски снег — по-литовски сниегас, огурец — агуркас, чеснок — тшесноко, липа — лиепа, нос — носис, а карп — карпис, то есть весьма и весьма схоже по звучанию, равно как и многое другое. Или взять самих литвинов, без разницы, аукшайты они вроде Ажуоласа, столь превосходно сыгравшего погибающего крестоносца, или жмудины вроде сынов Сударга. Все равно внешность у них весьма близка к русскому типу: стоит поставить рядом тверича с жмудином или суздальца с аукшайтом, и с этим согласится кто угодно. Нет, встречаются, конечно, и страшилки вроде питекантропистого Локиса, но и в Твери с Москвой такие сыщутся.

— Ну, ты силен, — протянул Сангре, восхищенно глядя на друга. — Одно сомнительно. Навряд ли все русские князья согласятся подчиниться Гедимину.

— Запросто, — усмехнулся Улан, — поскольку тут на стороне будущего царя окажется психология, и они поступят по принципу: пускай не мне, зато и не тебе. Это я про корону. Да и какую власть они теряют? Никакой. Титулы при них останутся, земли тоже. Разве верховную…

— Во-во, — подхватил Петр. — Не спорю, может у Михаила Тверского хватит ума согласиться, а московский Юрий навряд ли согласится ее отдать.

— А карабин на что? — напомнил Улан. — И когда одного великого князя не станет, а другого еще не изберут, можно будет и… Зато представь итог: Литва, Белоруссия, Украина и Владимирская Русь, включая Новгород с Псковом, под единым началом. Это ж не сила — силища!

— Все равно как-то оно… — замялся Петр. — Погоди, погоди, а вера? Из меня, конечно, христианин, как из мусульманина иудей, но, сдается, она должна быть у всех единой…

— А ты вспомни, когда у нас крестились народы Севера? Это католиков православная церковь терпеть не может, конкуренты, а к язычникам она относится вполне лояльно и будет ждать хоть сто, хоть триста, хоть пятьсот лет, но насильно никого крестить не станет, пусть себе шаманят дальше.

— Это народ. А верхушка?

— Да, Гедимин пока язычник, — согласился Улан. — Но с этим, как мне кажется, особых проблем не возникнет. Думаю, узнав, что его зовут править Русью, он с радостью в купель нырнет. Да и сыновья его тоже навряд ли станут колебаться. Во всяком случае его сын Ольгерд уже сейчас креститься собрался, а ведь речь всего-навсего о Витебске идет.

— Жрецы на уши встанут.