Нам здесь жить

Петр быстро догадался о причинах этой задумчивости — Гедимин явно хотел еще разок попользоваться их хитростью. Пришлось слегка разочаровать его: мол, лучше на такое не рассчитывать, ибо не стоит считать рыцарей дураками, дважды наступающими на одни грабли. И вообще гораздо проще разработать иную пакость, применительно к новым конкретным обстоятельствам.

— И ты всегда можешь придумать ее? — как бы между прочим поинтересовался Гедимин.

Петр приосанился, выпрямился, но выпалить «легко и непринужденно» не успел — неприметный тычок в бок, полученный от Улана, остановил его. Сангре оглянулся на друга, а тот безмятежно глядя на него, эдак равнодушно, с улыбкой напомнил:

— Зона. Слово. Ответ.

Петр досадливо крякнул, но правоту друга признал и простодушно пояснил Гедимину:

— Хотел похвалиться, но великому кунигасу Литвы лгать нельзя, и скажу честно: удается, но не всегда, — и он резко сменил тему разговора. — А впредь, чтобы не случилось неожиданных нападений, надо бы как следует наладить порубежную службу. Например, помимо вышек расставить вдоль границ на определенном расстоянии друг от друга разъездные дозоры…

— А помимо них ввести и неподвижные, но скрытые, для подстраховки, — подключился к другу Улан, — И тогда рыцари, обманув разъезд, решат, будто…

И вновь Гедимин внимательно слушал, задумчиво поглаживая свою светло-русую окладистую бороду и время от времени кивая в такт словам друзей. А в глазах его мелькали знакомые искорки. Но, в отличие от первого раза, эдакой легкой ироничности в них не было. Поверил кунигас после взятия Христмемеля — эти двое не просто многое знают, но и на деле умеют не меньше. И все больше укреплялся в мысли, что надо попытаться заполучить их к себе на службу…

Верховный жрец Лиздейка, или, как его называли, криве-кривайтис, приехавший вместе с Гедимином, на сей раз тоже вел себя по отношению к Петру с Уланом куда благосклоннее. Во всяком случае, при общении с ними на его обманчиво добродушном круглом лице всегда появлялась приветливая улыбка, чего в предыдущий визит ни разу не наблюдалось. Вызвано это было не только важной победой, одержанной благодаря им, но и тем, что они не пытались возражать насчет ритуального сожжения части пленников. То есть, по разумению жреца, оба отнеслись с пониманием к священным литовским обрядам, тем самым отступив от своей глупой веры.

И, скорее всего, как посчитал Лиздейка, произошло оно благодаря побратиму Петра, не являющемуся христианином. Потому жрец и беспрестанно улыбался обоим, но особенно Улану, радуясь в душе, что тогда, несколько недель назад, не стал настаивать на немедленном сожжении оставшихся в живых святотатцев, вторгшихся в святилище Мильды, а заодно и тех, кто осмелился их защищать. Поначалу да, хотел, а когда до него дошла весть о том, что Кейстут отложил казнь литвинов, не подавших сигнал тревоги, возмущению его не было предела. Но, узнав о «цене», предложенной странными чужестранцами за жизнь двух врагов и о том, как они намерены использовать тех литвинов, решил благоразумно промолчать, выждав, чем все закончится.

Как оказалось, не зря.

Показать загадочного пленника, выкупленного монахами лишь для того, чтобы жестоко изувечить, жрец попросил из простого любопытства. Однако чуть погодя Лиздейка пришел к выводу, что не иначе как сам Перкунас побудил его заинтересоваться крестоносцем. И он же сделал так, что сопровождал его во время визита к Бонифацию не Улан, а Петр, ибо когда этот чернявый воин склонился к изголовью пребывавшего без сознания пленника, жрец увидел такое, от чего у него перехватило дыхание.

До сего дня Лиздейке лишь однажды доводилось слышать о таком от своего предшественника Хейси, всего три года назад окончившего свой жизненный путь, добровольно взойдя на священный костёр. Мол, иногда, очень редко, боги стягивают людей невидимыми, но очень крепкими путами. Увидеть их дано не каждому, но лишь тому, кто держит в руках священный посох криве-кривайтис. Даром богов являются эти узы или проклятьем, трудно сказать, но точно известно, что когда первому плохо, худо становится и второму, и наоборот. Неведомо и отчего такое случается.

Говорил старый криве и что-то еще, но, увы, Лиздейка слушал его невнимательно, уверенный, что ему такое навряд ли повстречается в жизни. А вот теперь он сам, крепко сжимая обеими руками священный посох, воочию видел тонкую подрагивающую нить, тянущуюся от пленника к молодому черноволосому воину. И навряд ли последний доволен ею. Достаточно посмотреть, как он морщится, потирая пальцы рук.

Вернувшись в свои покои, жрец призадумался. Как разорвать эти путы, Лиздейка не знал. Некогда ему доводилось в качестве помощника присутствовать на специальном обряде, проведенном Хейси, чтобы оборвать эту непостижимую связь. Тогда в святилище находились два близнеца и один из них неминуемо умер бы, поскольку при смерти находился второй, но усилиями криве он спасся и до сих пор жив и здравствует. Однако церемония проходила давно, и Лиздейке не очень хорошо запомнились подробности этого загадочного действа.