Нам здесь жить

— Скорее всего, — кивнул Сангре. — Причем допускаю, что без особого умысла, а по простоте душевной, не считая нужным рассказывать о каких-то мелочах, каковые на самом деле далеко не мелочи. Понимаешь, все, кто про тамплиеров писал, в один голос утверждают, что их грехи — чистая липа. Просто король Франции решил прибарахлиться за их счет. Я немного литературы читал, но мнение-то у авторов единодушное. А инквизиторы кто угодно, но никак не дураки, и не стали бы, задрав рясы и высунув от усердия языки, гоняться по всей Европе за каким-то рядовым членом бывшего ордена тамплиеров. Добавь к этому, что его, равно как и прочих испанских тамплиеров, официально признали невиновным, а ныне он занят весьма благородным делом, шинкуя своим мечом гнусных язычников. Но монахи тем не менее в его поисках вон аж куда забрались, до самих тевтонов доковыляли, чего, как ты говоришь, отродясь не бывало. Нелепость получается.

— Да уж, скорее всего, тут и впрямь какая-то тайна кроется.

— Вот-вот, — поддакнул Петр. — Причем связанная, как в сказке про Буратино, с неким золотым ключиком, потому как баблу пресвятая католическая церковь завсегда поклонялась как самой главной святыне. И ключик этот весьма тяжелый, иначе инквизиторы не носились бы за нашим Боней, как Карабас-Барабас с Дуремаром.

— А ключик от орденских сокровищ? — уточнил Улан.

— Навряд ли. Скорее, речь идет о каких-то фамильных ценностях, — предположил Сангре. — На сто процентов не поручусь, информации мало, но сам посуди, откуда рядовому юноше знать про секреты тамплиеров.

— А ты уверен, что он был рядовым? — усомнился Улан.

— Рядовым, рядовым, — заверил Петр. — Он же в него в шестнадцать лет вступил. Да и пробыл в его рядах всего год. Причем все это время, как сам мне поведал, тихо-мирно сидел в своем Арагоне, по командировкам не шастал, в Париж, в каморку папы Карлы, то бишь ихнего магистра, не заглядывал. Где ж он мог разведать тайну дверцы за нарисованным холстом? Хотя, может, и соврал, а на самом деле… Надо бы еще разок с ним потолковать, но… тебе.

— Мне?! — удивился Улан. — А ты ничего не спутал? Я ж в испанском ни в зуб ногой.

— Не лги другу, — строго сказал Сангре. — Но пасаран ты точно знаешь. Это раз. Кто такие идальго и кабальеро тоже в курсе. Это два. Про корриду, пикадоров и тореадоров от меня наслышан. Три. Перевод моей фамилии тебе известен — четыре. Вот и выходит, что ты на испанском шпрехаешь почти на уровне Серванта и этого, как его, Попы де Веги. Остальные нюансы наверстаешь по ходу беседы. Или… Погоди-погоди. Так ведь он за три года практики худо-бедно, но успел освоить немецкий. У-у, тогда твои возражения вообще снимаются, ибо ты на дойчландском почти Гейне, наверняка Гете, а еще Фейхтвангер и Фейербах вместе взятые.

— Но…

— Ша, дядя, время для дискуссии кончилось — сейчас медовуху пьянствовать позовут…

— И после нее тебе тоже недосуг, некие неотложные мероприятия намечаются, — лукаво улыбнувшись, подхватил Улан.

— Вот-вот, — помрачнел Петр. — А к завтрашнему дню мне надо как следует отоспаться, ибо после обеда я провожу первое занятие по боевой подготовке. Буду из отмазанных мною от смерти орлов былинных литовских богатырей лепить. Этаких Добрыню Литвиныча и Алешу Вайделотыча.

Улан иронично крякнул, красноречиво давая понять, как он относится к процессу лепки богатырей. Сангре мрачно покосился на друга.

— Сомневаешься в моих педагогических талантах?

Улан неопределенно пожал плечами, но не желая обидеть Петра, пояснил:

— Скорее, в умственных способностях будущих богатырей. Слыхал поговорку «не в коня корм»?

— Ничего, ничего, погоди малость, — многообещающе посулил Сангре и спохватился: — Кстати, меня еще кое-что насторожило, когда этот испанец о своей кузине рассказывал.

— Что именно?

Петр потер лоб, пытаясь сосредоточиться и вспомнить, но буквально через минуту к ним заглянул Яцко, чтобы отвести их к Кейстуту, и сообщил о том, что прибыла Римгайла. При упоминании о жрице Сангре помрачнел и досадливо отмахнулся:

— Ладно, не до того. Потом припомню. Или само всплывет, у меня такое бывает.

Но Петр ошибся. Он не припомнил даже тогда, когда следующим вечером Улан сообщил о некой интересной детальке, всплывшей в результате допроса. Оказывается, почти неделю, не так уж и мало, Бонифаций находился в одной камере с магистром провинции Арагон Эксеменом де Лендой. Как знать, не в этом ли кроется разгадка настойчивых поисков молодого испанца. Может быть, кто-то решил, что тот ему сообщил или передал нечто важное.

— А вдруг магистр и впрямь что-то передал ему? К примеру, карту острова сокровищ, — глаза Петра азартно блеснули.

Улан без колебаний мотнул головой, твердо заверив, что навряд ли кто-то доверил бы такому простодушному и наивному нечто мало-мальски важное, а потому верить ему можно.