Нам здесь жить

Петр послушно прикинул, припоминая все, что ему довелось до сего дня повидать в Литве. А ведь и впрямь есть сходство. Городских стен, правда, он на Руси еще не успел повидать, но если судить по историческим фильмам, здешние были точь-в-точь. И дома с теремами тоже. А уж про людскую одежду, про вооружение и прочее и говорить не приходилось. Ну разве язык иной, хотя если призадуматься, то и он не сказать, чтоб совсем чужой. По-русски снег – по-литовски сниегас, огурец – агуркас, чеснок – тшесноко, липа – лиепа, нос – носис, а карп – карпис, то есть весьма и весьма схоже по звучанию, равно как и многое другое. Или взять самих литвинов, без разницы, аукшайты они вроде Ажуоласа, столь превосходно сыгравшего погибающего крестоносца, или жмудины вроде сынов Сударга. Все равно внешность у них весьма близка к русскому типу: стоит поставить рядом тверича с жмудином или суздальца с аукшайтом, и с этим согласится кто угодно. Нет, встречаются, конечно, и страшилки вроде питекантропистого Локиса, но и в Твери с Москвой такие сыщутся.

– Ну, ты силен, – протянул Сангре, восхищенно глядя на друга. – Одно сомнительно. Навряд ли все русские князья согласятся подчиниться Гедимину.

– Запросто, – усмехнулся Улан, – поскольку тут на стороне будущего царя окажется психология, и они поступят по принципу: пускай не мне, зато и не тебе. Это я про корону. Да и какую власть они теряют? Никакой. Титулы при них останутся, земли тоже. Разве верховную…

– Во-во, – подхватил Петр. – Не спорю, может у Михаила Тверского хватит ума согласиться, а московский Юрий навряд ли согласится ее отдать.

– А карабин на что? – напомнил Улан. – И когда одного великого князя не станет, а другого еще не изберут, можно будет и… Зато представь итог: Литва, Белоруссия, Украина и Владимирская Русь, включая Новгород с Псковом, под единым началом. Это ж не сила – силища!

– Все равно как-то оно… – замялся Петр. – Погоди, погоди, а вера? Из меня, конечно, христианин, как из мусульманина иудей, но, сдается, она должна быть у всех единой…

– А ты вспомни, когда у нас крестились народы Севера? Это католиков православная церковь терпеть не может, конкуренты, а к язычникам она относится вполне лояльно и будет ждать хоть сто, хоть триста, хоть пятьсот лет, но насильно никого крестить не станет, пусть себе шаманят дальше.

– Это народ. А верхушка?

– Да, Гедимин пока язычник, – согласился Улан. – Но с этим, как мне кажется, особых проблем не возникнет. Думаю, узнав, что его зовут править Русью, он с радостью в купель нырнет. Да и сыновья его тоже навряд ли станут колебаться. Во всяком случае его сын Ольгерд уже сейчас креститься собрался, а ведь речь всего-навсего о Витебске идет.

– Жрецы на уши встанут.

– Их я возьму на себя. Просто напомню, что их ждет на одной стороне, а потом поясню, что будет на другой. И если втолковать тому же Лиздейке, что кроме кровавого отблеска костров им при католицизме ничего иного не светит, то как знать – может, он еще и сам кунигаса подтолкнет, чтобы тот крестился и Русь возглавил. Между прочим, с поиском самой купели тоже никуда ехать не надо, – усмехнулся Улан. – Я как-то у Кейстута спросил, где бы поблизости божий храм найти. Мол, друг помолиться хотел да молебен заказать по случаю победы над крестоносцами. А он знаешь что мне посоветовал? Говорит, лучше всего ему не к какому-нибудь рядовому попу ехать, а к главному в Литве, вроде криве-кривайтиса, но для христиан. Правда, он находится в каком-то Наваградаке и проще всего заглянуть к нему на обратном пути из Берестья. Я после этого разговора у Яцко уточнил подробности и выяснил, что еще покойный Витень выбил в Константинополе для своих православных подданных отдельную епархию, или как она там у христиан называется. И ныне в этом Наваградаке сидит, в точности как и во Владимирской Руси, цельный митрополит Феофил. Между прочим, после смерти Витеня именно Феофил благословил Гедимина на великое княжение. Ну и Лиздейка само собой.

Петр уныло скривился.

– Все понимаю, но Русь под властью литовца… Бр-р, – передернулся он.

– Рюрик тоже не в Новгороде или Рязани родился, – запальчиво перебил его Улан. – А ты в курсе, что в Александре Третьем всего одна шестьдесят четвертая часть русской крови, а остальная немецкая? Ну и что? А славянофилом был еще тем! Аж с перехлестом. Да и зачем нам Александр? Давай-ка поближе пример возьмем. В тебе самом, друг ты мой разлюбезный, сколько русской крови?

– Хо-хо, – самодовольно подбоченился Сангре. – Во-первых, дед моей бабы Фаи. Причем чистокровный русак.

– И все равно раз прапрадед, это всего одна шестнадцатая, – быстро прикинул Улан. – Дальше.

– Во-вторых, дед у мамы Гали.

– Тебе он прадед, то есть еще осьмушка. Еще.

Петр наморщил лоб, с минуту вспоминал и наконец проворчал:

– А куда больше? Может, тебе этого мало, а мне так вполне.

– Тогда подведем итог, – невозмутимо кивнул Улан. – Сплюсовав перечисленное тобой, получаем три шестнадцатых или менее двадцати процентов. Так вот Гедимин по сравнению с тобою в два с половиной русее. Это если по крови.

– То есть?