Нам здесь жить

Все изменилось спустя час после их возвращения из леса. Оказывается, события покатились по предсказанному Петром наихудшему варианту сценария. Началось с того, что бежавший дружинник с перепугу запутался в пояснениях Заряницы насчет дороги, свернул в противоположную сторону и поутру нос к носу столкнулся с тверской погоней. Кто он такой – было ясно без слов, да и Демьян в надежде, что ему сохранят жизнь, откровенно рассказал обо всем, в том числе и о том, кто указал московскому князю путь к спасению.

Прибыв в деревню, первенец князя Михаила княжич Дмитрий, возглавлявший погоню за Юрием, недолго думая, велел разобраться с иудой, показавшей дорогу московскому князю, на месте. Улана, хотевшего рассказать, как все происходило на самом деле, он и слушать не пожелал. Только и буркнул: «Заткнуть рот татарской собаке», а дружинники и рады стараться – мигом засунули ему в рот кляп.

Досталось и Петру, вступившемуся за друга. Кулак у дородного мужика с длинными вислыми усами, оказался увесистым, вложил он в удар всю душу, так что отлетевший от него как футбольный мяч Сангре, вдобавок приложившийся затылком о бревенчатую стену избы, на минуту потерял сознание.

Когда Петр пришел в себя, перед ним открылась безрадостная картина – к тому времени Улана успели подтащить к небольшой сосне, росшей на околице деревеньки, а один из дружинников успел вскарабкаться на дерево, деловито привязывая к одной из нижних ветвей веревку…

Глава 10. Божий суд

Времени оставалось всего ничего и терять его понапрасну Петр не стал. Вскочив на ноги, он вновь ринулся на выручку Улана. Дружинников, пытающихся его остановить, он яростно раскидывал в стороны – кого подножкой, кого подсечкой, кого ловким броском. Последние же два метра, отделявшие его от княжича, Петр преодолел в отчаянном прыжке, успев обхватить руками ноги Дмитрия. Плюнув на свою гордость, он не стал подниматься, а то еще оттащат от княжича, не дав сказать ни слова. Инстинктивно рассчитывая на его молодость, каковая, как известно, горяча, но отходчива, отчаянно завопил:

– Не милости прошу, но справедливости!

Дмитрий и впрямь выглядел молодо, под носом да на подбородке не борода с усами – пух курчавился, но уж больно зол он был из-за неудавшейся погони. Широкие черные брови мрачно хмурились, из темно-синих глаз чуть ли не искры летели.

– По ней и сужу, – сурово отрезал он и многозначительно кивнул на спущенную к тому времени вниз веревку с петлей. – Вон она, дожидается наворопника московитского^[11]. Верно, Иван Акинфич? – повернулся он к тому самому вислоусому мужику, недавно приложившемуся тяжелым кулаком по скуле Сангре.

– Он же по неведению дорогу-то показывал, согласно святому евангелию! Помоги ближнему своему и все такое! – возмутился Петр и, не выдержав, вскочил на ноги. О том, что он погорячился, Сангре узнал спустя всего пару секунд, когда оказался схваченным сзади за руки. Но этого его не смутило. Он и вырываться не стал, не до того, торопился поскорее выпалить побольше доводов в защиту друга. – Выходит, в святых книгах одно пишут, а ты иное повелеваешь?! И как быть?!

– С каких пор магометяне по евангелию поступать стали, – хмуро проворчал Иван Акинфич. – Верно ты, Дмитрий Михалыч, рассудил, вздернуть татарина и вся недолга…

– Да какой он татарин-то?! – торопливо перебил Петр. – Он самый настоящий калмык. И в аллаха не верит, потому как буддист! Ему по вере всем положено помогать, вот и… помог, – он сокрушенно вздохнул и напомнил: – Но по незнанию. Зато когда узнал, кто они такие, вмиг в бой кинулся промах свой исправлять. Ну, не смог в одиночку всех задержать, но дрался-то отчаянно – одного в плен взял, а второго вообще завалил. За это, между прочим, награда полагается.

– Ну ты и наглец! – развеселился от таких слов Сангре княжич. – Может, ему еще и боярство пожаловать?

– Али серебром с ног до головы осыпать? – угодливо добавил Иван Акинфич. – Так я мыслю, с него и тех гривен довольно, кои он от московского князя за свое иудство получил. За таковское щадить…

– Да ничего он не получал! – отчаянно завопил Петр. – Я ж говорю – поступил по незнанию и по не-ве-де-ни-ю, – произнес он по складам. – А ты, Дмитрий Михалыч, лучше вспомни, чему святые книги учат. А у Екклезиаста-проповедника прямо сказано: «Не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых». Да к тому ж кто знает-то, возможно, москвичи и сами дорогу бы нашли, без его помощи! А тогда вы нипочем за ними не успели бы – вон на сколько отстали.

При этих словах Дмитрий вновь насупился и почему-то с безмолвным упреком во взгляде оглянулся на Ивана Акинфича, недовольно крякнувшего и зачем-то начавшего теребить конскую уздечку. Петр, воспользовавшись этой паузой, продолжил, торопясь сказать самое главное:

– И не надо нам ничего – ни боярства, ни гривен, хотя мой побратим их и заслуживает. Ты, Дмитрий Михайлович, просто сочти все его заслуги и прегрешения и раздели. Оно ведь как: если за одно – награда, а за другое – кара, то вместе получается…