Его напарник, несмотря на гневный окрик Петра «Цурюк, поц вонючий!», успел и добежать до странного полуголого человека, и замахнуться на него своим тяжелым мечом, и даже ударить. Но произошло это не из-за медлительности Улана, а потому что Сангре загораживал обзор и стрелять было рискованно. Но здесь его побратим и сам управился в лучшем виде. Огромный двуручный меч был довольно-таки тяжел, отсюда бесхитростный, легко читаемый замах рыцаря. Оставалось выждать до последнего, сделать легкий шаг в сторону – и могучий удар меча пришелся в пустоту, а сам крестоносец, потеряв равновесие, по инерции шагнул вперед.
– Но пасаран! – вдогон ему сердито рявкнул Сангре, от души огрев своего противника палкой по хребту.
Именно в этот момент Улан выстрелил. Получилось изумительно. Полное впечатление, что этого здоровенного мужика сразило наповал прикосновение посоха. Однако в тот самый миг, когда крестоносец медленно повернулся с растеряно-изумленным выражением на лице, Петр ощутил, будто раскаленная игла впилась в его сердце. В груди полыхнуло жаром, но он прикусил губу и успел толкнуть рыцаря посохом, чтобы тот упал в другую сторону. Сердце продолжало колоть, но надо было держать себя в руках, что Сангре и сделал. Повернувшись к остальным немецким воинам, он торжествующе зарычал:
– Ага! Счас я вам всем по ордену с закруткой на спине вручу!
Но пугать никого уже не требовалось – народец и без того, запаниковав, пустился в бегство. Точнее, попытался пуститься. Одного из них Улан свалил у костра, другого близ лошади, еще один успел вскочить в седло, но после очередного выстрела свалился с коня. Четвертый, видя гибель товарищей и поняв, что спастись бегством не удастся, рванулся к Петру. Рыбкой метнувшись к его ногам, он что-то быстро-быстро затараторил. Судя по тону, это явно была просьба оставить его в живых и, скорее всего, обещание верной службы новому владельцу. Разобрал Сангре единственное слово «Вальтер».
– Ну вот, – чуть разочарованно протянул Сангре. – А в песне поется «Дольчен зольдатен нихт капитулирен». Получается, врут поэты. Впрочем, как и всегда. Ну и шо мне с тобой делать, натовец-миротворец?! – он удивленно покрутил головой, весело хмыкнув. – А забавно я закрутил. Почти как людоед-вегетарианец. Да ладно тебе, Парабеллум хренов, – смягчился он и махнул рукой. – Хватит уже наводить глянец на моих берцах. Так и быть, оставлю тебя вместо сапожной щетки, но точно ничего не обещаю, буду поглядеть, – и, оглянувшись в сторону кустов, окликнул замешкавшегося друга: – Эй, где ты там, карающая рука Будды? Пора явить свой лик из заснеженного лотоса.
Глава 14. Здоровеньки булы, пращур
Улан не заставил себя долго ждать.
– Ну ты прямо Тиль Уленшпигель, – восхищенно заметил Сангре.
– С Вильгельмом Теллем спутал, – морщась, поправил его Улан. – Тиль из другой оперы и вообще больше на тебя смахивает.
– Да неважно, – отмахнулся Петр. – Главное, все пули точно послал, как Робин Гуд. А я, честно говоря, боялся, что у тебя рука дрогнет, – и умолк, озадаченно глядя на почему-то позеленевшее лицо друга. – Ты чего? – поинтересовался он.
– Первый раз… расстреливать довелось, – тяжело выдавил Улан и взмолился: – Слушай, пойду я. Ни к чему, чтоб народ видел, как одного из их спасителей наизнанку выворачивает. К тому же, заслышав небесный гром, сейчас сюда могут заявиться еще одни спасатели…
– Ну и что? – пожал плечами Петр. – Спасибо скажут, горилки нальют, сала настругают на закусь.
– Я о том, что надо срочно спрятать оружие, – пояснил Улан. – А заодно патроны, бинокль и баллончик с газом для зажигалок. Ни к чему свои секреты засвечивать. Ты оставайся здесь, наводи контакты, заодно встретишь прибывающих, а я мигом.
– Полушубок мой вначале принеси, а то холодно, – буркнул Петр.
Улан хлопнул себя по лбу:
– Совсем забыл, а туда-обратно по снегу… – он передернулся, скривился и, зажимая рот рукой, ринулся обратно. Уже находясь на отдалении, все-таки выкрикнул: – Плащ рыцарский пока на себя накинь. У него сукно теплое, поверь.
Петр нерешительно поглядел на лежащих крестоносцев, поежился от холода и не без некоторого колебания (напяливать на себя одежду покойников ужас как не хотелось, но морозец был чувствительный) все-таки позаимствовал у одного из убитых его белый плащ. Сукно действительно оказалось плотное и теплое. Если поддеть под него хотя бы рубаху, было бы совсем хорошо, но идти за ней нежелательно, слишком много неотложных дел. Решив, что и без нее при такой безветренной погоде он минут пятнадцать запросто сможет продержаться, Сангре окинул взглядом бывших пленников и со вздохом пробормотал:
– Ну и какие могут быть контакты, когда я на литовском, как на филиппинском. Разве жестами. Или нет, вначале… Ну да, лучше подстрахуемся, чтоб вылизыватель чужих сапог мне в спину не шарахнул, а заодно и помощником обзаведемся, – и он принялся разрезать путы на руках двух лежащих связанных мужиков.