– Да ты что?! – возмутился Сангре. – Забыл, как мои мозги на иностранные языки реагируют? Они ж их категорически не приемлют! Ты академию вспомни и как я немецкий сдавал! Уланчик, ты же знаешь, я не стыжусь своих обширных знаний по одной-единственной причине – мне нечего стыдиться!
– Язык любви интернационален по своей сути и базируется преимущественно не на словах, а на взглядах и жестах, – поучительно заметил Улан. – Кстати, насчет литовского. Поверь, по сравнению с немецким, не говоря про английский, он гораздо проще. Вино у них вунас, чеснок – тшесноко, мясо – месо, мед – мидус, хрен – криенас и так далее. Очень легко запоминается. Ну и я рядом буду, подскажу.
– А пиво как по-ихнему?
Улан задумался, но выручил торопливо вбежавший в это время в мыльню Яцко.
– Алус, – сообщил он.
– Вот его я запомню, – проворчал Петр.
Чуть погодя он попытался взять себя в руки и, полулежа в большом чане с горячей водой, добросовестно, по нескольку раз кряду повторял за толмачом слова, могущие пригодиться, но особых надежд на свою память не питал.
Как выяснилось, Кейстут действительно ни о чем не забыл. Едва друзья вымылись (без мыла, но они успели привыкнуть к щелоку), как, выйдя в предбанник, увидели лежащую на лавках чистую нарядную одежду. Прежняя, забранная в стирку, исчезла не вся – пояса с ножами остались лежать, как бы символизируя княжеское доверие. Рядом с лавкой стоял довольный Яцко, заверивший, что все должно прийтись впору, ибо у него глаз точный.
Оказалось и впрямь точный, разве плечики на рубахах свешивались чуть ниже, чем надо бы. Яцко сконфузился, предложил поменять, но оба равнодушно отмахнулись.
– Мы, конечно, не богатыри, а только учимся, но, учитывая перспективу, они нам через месяцок-другой станут впору, а чуть погодя и малы, – великодушно утешил расстроившегося парня Петр. – К тому же дарёному танку в дуло не заглядывают. А горшок с чем? – кивнул он на стоящий на лавке кувшин.
– Кисиелюс, – пояснил Яцко.
Петр крякнул, а Улан, улыбнувшись, поинтересовался, нуждается ли некий олигофрен в переводе.
– Я говорил про свою умственную отсталость и все, – буркнул Петр. – Да и то в сравнении с тобой как с гением. А сам по себе я безусловно одаренная личность, – и он приложился к содержимому кувшина.
Кисель пришелся ему по вкусу, хотя, передавая его другу, он не удержался от легкой критики. Мол, сразу видно, что они не на Руси. Там бы после баньки каким-нибудь квасусом напоили.
Убранство в выделенной для гостей комнате, куда их отвел Яцко, не впечатляло роскошью. Однако все необходимое имелось, начиная с постелей, в изобилии застеленными мягкими даже на вид шкурами, и заканчивая стоящим на небольшом прикроватном столике кувшином с каким-то прохладительным напитком, явно отдающим лесными ягодами.
– Ну вы передохните, а я опосля за вами загляну, – заявил Яцко, посоветовав: – Можете и соснуть часок, коль жаждется, время есть, – и он исчез.
Улан неуверенно предложил:
– Надо бы переговорить, что именно станем отвечать Кейстуту, если он начнет нас расспрашивать.
Петр покосился на свою постель и, не в силах удержаться от соблазна, с блаженным стоном повалился на нее.
– Согласен, но давай разговаривать лежа, – внес он изменения. – И не сразу. Пять минут полежим молча, а потом приступим к обсуждению. Кстати, ты карабин надежно спрятал? Не найдут?
– Порядок.
– А не отсыреет он до весны в снегу? – осведомился Петр, зевая.
Улан оживился.
– А я его вообще не закапывал. Мало ли оттепель наступит или наткнется кто-нибудь случайно. Я футляр с ним к дереву примотал. Получилось отлично. Мешковина серая, под стать коре, веревки тоже, и с земли практически не видно. Правда, ствол не почищенным остался, но как-нибудь улучу момент и… – он осекся, прислушиваясь к ровному сопению друга, возмущенно покряхтел, обиженно закрыл глаза и… сам почти мгновенно провалился в глубокий сон.
Яцко отсутствовал недолго, но разбуженные им друзья чувствовали себя, словно проспали по меньшей мере часов пять, и вниз к Кейстуту спустились бодрые и жизнерадостные.
Пир по случаю чудесного спасения святилища Мильды и ее верховной вайделотки оказался многолюдным. За здоровенным столом сидело не меньше полусотни человек. Князь, как и обещал, усадил Петра подле жрицы. Но Римгайла, тяжело опустившись в приготовленное для нее кресло, столь сурово посмотрела на Сангре, что тот мгновенно забыл про заготовленный комплимент. Настроение мгновенно упало.
«Ну и как с нею договариваться? – уныло подумал он. – Она ж меня съесть готова».
Как назло, литовские слова припомнить не получалось – все они дружно повылетали из его головы. Застрял лишь криенас, но с ним одним каши не сваришь. Да и вместо друга рядом оказался сам Кейстут, усадивший Улана по другую сторону от себя. Получалось, помощи ждать неоткуда.