Намбандзин (СИ)

Вражеская подзадержалась, расправляясь с удирающими пехотинцами. Завидев мой отряд, сразу с сотню всадников повернули на нас. Они накатывались плотной массой под гулкий, мощный стук копыт. Казалось, нам ни за что не остановить эту силищу. Мои аркебузиры оглядывались, чтобы убедиться, что я еще с ними, что удирать пока нельзя. Я делал вид, что все нормально, что бояться нам нечего.

Я подпустил вражескую конницу метров на пятьдесят, после чего скомандовал:

— Каки! (Огонь!)

Не знаю, правильное ли слово употребил, останется ли оно в японской армии, но мои подчиненные знали, что надо делать по этой команде. Восемь аркебуз рявкнули почти в унисон. Перед ними возникло густое облако черного дыма, за которым послушалось истеричное ржание лошадей и крики и стоны людей. Первых испугали звуки выстрелов. Трусливые кони вскинулись на дыбы, после чего начали разворачиваться и проталкиваться между скакавшими сзади, чтобы быстрее убраться с опасного места. Вторые орали от удивления и боли. Следующий залп придал животным ускорение. Впрочем, и отважные самураи, оказавшиеся на земле, резво подскочили, кто не был ранен, и понеслись за своими лошадьми.

После третьего залпа я крикнул знакомое слово:

— Томатэ! (Стоп!)

На поле перед нами остались лежать два самурая и одна лошадь, а еще три с трудом ковыляли вслед за удирающими. Вроде бы мелочь, но на лицах моих подчиненных, почерневших от пороховой копоти, появились улыбки. Те, кто отстрелялся, быстро заряжали аркебузы и обменивались язвительными замечаниями в адрес врага.

Самураи получили пополнение и опять поскакали в атаку. На этот раз они были встречены на дистанции метров тридцать. Три залпа — и когда дым рассеялся, трупов лошадей и людей перед нами стало намного больше, а уцелевшие улепетывали намного быстрее, чем после первой атаки.

Я решил воспользоваться паузой и приказал отступать пошеренгово. К вражеской коннице подтягивалась пехота, которая, в отличие от лошадей, может подавить страх. Точнее, боязнь погибнуть от катаны своего командира преодолеет боязнь погибнуть от вражеской пули. Маневр отхода во время обучения был отработан хорошо, поэтому сперва всё шло, как надо. Передняя шеренга уходила назад, причем метров на пять, а следующие не передвигались вперед. Если противник был далеко, продолжалось караколирование без стрельбы с медленным отступлением. Заодно мы прикрывали нашу убегающую армию, давали ей возможность оторваться от противника, прийти в себя и вернуться на поле боя. Впрочем, этого не случилось. Удирать так удирать.

Я не учел, что починенные у меня малоопытные, что отступление, даже организованное и без потерь — это в первую очередь психологический надлом, что, как думают новички, в одиночку спастись больше шансов. К тому же, они поняли, что наши не вернутся, что остались один на один с многократно превосходящим врагом. Должен признаться, что сам упустил момент, когда драпанули задние, а за ними побежали и остальные. Они как-то удивительно дружно рванули мимо меня, причем многие выбросили оружие. Побежали стадом баранов к дороге, ведущей из долины.

Поняв, что красивого отступления не получится, я тоже побежал, но в другую сторону — к густому вишняку. В детстве лазил по такому и знал, что ломиться через него в полный рост глупо и больно, а вот на четвереньках и кое-где ползком можно запросто пробраться. Да, подерет-поцарапает малехо, но это не смертельно. Зато конница за тобой уж точно не поскачет, да и пехотинцы хорошенько поскребут затылок прежде, чем решат лезть в заросли, когда есть возможность гнаться за удирающими врагами по дороге.

Всё оказалось даже лучше, чем я предполагал. Случайно выполз на звериную тропу, наверное, лисью, и дальше двигался строго по ней, сильно петляющей. Доспехи хорошо защищали от веток и острых сучков. Больше хлопот доставляли сабля в ножнах и лук и стрелы в сагайдаке, которые постоянно цеплялись за стволы и ветки. Иногда расчищал путь стволом аркебузы, которую решил не выбрасывать. Она пусть и не очень точная, зато хорошо отпугивает всадников.

Перевалив вершину холма, я нашел просвет между деревьями, невысокими и переплетенными, и встал, чтобы оценить обстановку впереди. Вишняк заканчивался метров через сто ниже по склону. Дальше была долина меньшего размера, чем та, из которой я сбежал. На полях без страха и суеты возились крестьяне. Наверное, и понятия не имели, что по соседству шло сражение, или недавно слышали звуки его и молились, чтобы не перекинулось к ним, а теперь успокоились.

Внизу меня поджидал мой заместитель Данзё. Он сидел в тени под деревом, прислонившись спиной к стволу. Рядом стояла аркебуза.

— Пойдем или подождем, может, еще кто последовал за нами? — спросил он.

— Нет смысла ждать. Я не собираюсь возвращаться к Китабатакэ Харумото, — ответил ему.

— Оставишь ему заработанные деньги? — задал следующий вопрос Данзё.

— Голова дороже, — поделился я жизненным опытом.

— Тоже верно, — согласился он. — И куда пойдешь?

Я пожал плечами:

— Наверное, в Кёто. Просмотрю вашу столицу. Может, наймусь там к кому-нибудь.