Наш заказчик Акияма Укёдаю жилья в столице не имел и появляться там не собирался, чтобы не заподозрили в причастности к террористическому акту, поэтому нам самим надо было придумать, как доставить туда оружие. Я предложил использовать уже испытанный способ — паланкин с монахом-намбандзином, а группа исполнителей под командованием Като Данзё, у которого прозвище Тоби Като (Летающий Като) из-за удивительной прыгучести и любви к дельтапланам, трамплинам и прыжкам с шестом, прибудет туда налегке.
День был жарким. Даже под навесом в паланкине я сильно потел. Или от страха. Мне предлагали веер с острыми лезвиями, но я отказался. В городской охране может оказаться наблюдательный человек, и тогда мне не сдобровать. Обмахивался черной соломенной шляпой, которую использовал во время пеших прогулок. Волосы на темени у меня выбриты, как у католических монахов. Как ни странно, больше всего пота выступает именно там, постоянно вытираю маленьким хлопковым полотенцем.
Сразу вспомнилось, что в будущем у японцев не будет носовых платочков. Использовали одноразовые бумажные салфетки, несмотря на довольно таки истеричную борьбу за экологию, сохранение лесов. Сейчас у японцев для борьбы с по́том и соплями в ход идут пальцы и рукава.
Перед Крепостными воротами, покрытыми облезлой и когда-то белой, а сейчас посеревшей штукатуркой, образовалась очередь из желающих пройти досмотр и попасть в город. В основном это были крестьяне и ремесленники. Все ждали терпеливо. Так же будет и в двадцать первом веке, когда в Японии очередей станет больше, чем в СССР в годы застоя. Для меня очередь — это символ нищего и забюрокраченного социализма с человеческим лицом, а для японцев — богатого и упорядоченного капитализма со звериным оскалом. Я приказал носильщикам обойти голодранцев. Все-таки изображаю представителя Западной Европы, в которую очереди перебирались стремительно к моменту начала моих перемещений по эпохам, потому что там вздумали построить капитализм с трансгендерным оскалом. Сложив ладони у груди и якобы молясь, я с серьезным видом забормотал русские частушки. Когнитивный диссонанс помогал снять напряжение. Если найдут в паланкине оружие, придется отбиваться от численно превосходящего противника или, если повезет, убегать. Стражники с почтением поклонились мне и пропустили без досмотра.
Неподалеку от ворот по обе стороны проспекта стояли кучки людей. Это своего рода биржа труда. Если кому-то нужен был работник, приходил сюда и нанимал. Здесь свои услуги предлагали переселенцы, бродяги и крестьяне из деревень по соседству. Городские нанимались на рынках. Среди безработных стояли и члены моей группы, прошедшие через ворота рано утром. На вид — вылитые крестьяне, желающие в межсезонье подрубить немного деньжат. Богатые горожане предпочитали платить монетами, хотя могли и продуктами (товарами) дать. Попустив паланкин вперед, синоби во главе с Като Данзё потянулись за нами поодиночке и парами.
При идеальной планировке город был запущен. Улицы убирали редко и местами, обычно только радивые хозяева возле своего дома. Много пепелищ, на которых ютились переселенцы в шалашах из тростника, нарубленного на болотах, примыкавших к южной части столицы. Зато бродячие собаки и кошки не попадались. Чем больше голодных людей, тем меньше животных, причем не только голодных.
Добравшись до середины города, мы свернули направо, к рынку. По пути к нему остановились на безлюдном пепелище. Я зашел за кучу недогоревших бревен и отлил неторопливо, внимательно осмотрев место. Счел его подходящим для моей цели. За это время мимо паланкина прошли следовавшие за ним члены группы, получили из рук носильщиков оружие и разошлись в разные стороны.
Рынок был большой и многолюдный. В паланкине глупо было соваться туда, поэтому я слез и дальше пошел с одним из носильщиков в роли слуги. Сперва обменял золотые кобаны, заработанные у даймё Китабатакэ Харумото, на серебряные моммэ и медные моны. Затем отправился в дальнюю часть, где продавали рабов. После выполнения предыдущего задания Като Данзё сказал, что пора бы мне обзавестись женой, с чем я сразу согласился, и что мне поберут хорошую девушку из деревенских, от чего я сразу отказался. Ничего интересного, царапнувшего мое сердце в деревне не встречал. Тупенькая простушка мне не нужна. Решил сам поискать. Самураи вряд ли отдадут за меня свою дочь, поэтому оставались невольничьи рынки. По всему Нихону шла война, и разбойничьих шаек орудовало много, поэтому пленников, то есть рабов, было много и самых разных, а цены сравнительно низкие: крепкий юноша стоил около пяти бронзовых мон, девушка — около трех.