Намек. Архивный шифр

— Нет. Или да. Не знаю точно. Жильцов чувствую, их энергетику, а здания не чувствую, не вижу. Как будто его нет. Вообще-то там комфортно находиться. Ощущения, как если было б что-то скрыто, нет. Наоборот: будто нет ничего. Думаю — обманка, но вскрыть не могу. Пустота.

— Это необычно? Так не бывает?

— Не бывает. Необычно. Знаете, как будто стоишь в дверях. В открытых дверях. Ты не там и не здесь.

Николаю вспомнилось, как стоял у дверей особняка Извольских и не вошёл ни разу, хотя Алексей приглашал. Просто чувствовал: это не его мир, незачем ему туда. Он тихо спросил Маргариту Андреевну:

— Попробовали войти?

Та только покачала головой.

— Побоялись?

Снова женщина качнула головой.

— Это не моя дверь.

Бродов подавил разочарованный вздох.

— Большое спасибо, Маргарита Андреевна. Вы сделали всё возможное. Выбросьте из головы. Пустое это.

Итак, она всего лишь считала то отношение к зданиям, которое было у Николая! Ошиблась, приняв его отношение за собственные впечатления от энергетики зданий. Она больше настроена на работу с людьми, и людей очень тонко чувствует. Считывает, по выражению нейроэнергетов. Объективной информации как не было, так и нет. Увы!..

* * *

Очередное открытое партсобрание проводилось не вечером, а в обеденный перерыв. Следовательно, задумано как особо значимое.

Хозяйственные соображения оратора были по делу, основывались на точных, остроумных наблюдениях. Своевременные меры предлагались — хоть под каждым словом подписывайся.

В следующей части собрания вроде бы ничего нового Николай не услышал: коварству врагов надо противопоставить нашу бдительность, сознательность… Вместе с тем звучала в словах выступающих какая-то новая нотка: мол, надо быть внимательнее, надо быть разборчивее, нельзя принимать решений сгоряча, а следует наблюдать пристальнее и разбираться вдумчивее. Такие суждения можно бы предпослать и новому закручиванию гаек, но можно — и дальнейшему смягчению репрессивной политики.

Ежов присутствовал, сидел в президиуме, отмалчивался и имел скучающий вид. Не вслушивался?

Между тем Бродову каждое слово напоминало о деле, которое, вероятно, ещё не кончено.

Всего два дня, как его поставили в известность, что целительница попала под серьёзное подозрение. Да, он уверенно заявил, что претензий по работе в своём подразделении к ней не имеет, что никакой вредительской составляющей в её действиях не усматривает. Но против ареста не возразил. Её в тот же день и арестовали. Вряд ли сразу расстреляли. Не так велика птица. Вероятно, допрашивают. А то и не начали ещё следствие. Ещё не поздно пойти к Главному куратору и замолвить слово. Сказать, что хорошо работала, убедить, что очень полезна, нужна, что без неё подготовка операторов будет неполной.

Отчего же он не идёт?

— Будет настоящей близорукостью, товарищи, предъявлять огульные обвинения. Но встречаемся мы ещё, товарищи, с прямым оговором. А это уже преступление! Давайте хорошенько разберёмся, где кончается близорукость и начинается оговор. Это вопрос принципиальный!..

Явный признак, что палку, в очередной раз, сильно перегнутую на местах, стараются распрямить. Можно побороться за хорошего, полезного сотрудника.

Если выступить в защиту целительницы, ничего за это не сделают: не расстреляют, не арестуют даже. Одна загвоздка: если бы сторонний оговор! Но нет. Выявлены сомнительные связи. Угораздило женщину завести крайне опасную дружбу. Друг оказался врагом народа. Или кто он ей там, любовник, что ли? Того хуже…

Снимут с должности. За близорукость. А в нынешнюю службу помещено так много труда и души… Потом, может, и арестуют…

Да не в том дело. Всем известно, что эта женщина много раз подлечивала нового начальника. То есть у него личная заинтересованность. Суетой и неуместными хлопотами можно человеку хуже напортить. Бывали прецеденты — приводилось наблюдать.

По поводу ареста коллеги Маргарита Андреевна бросила с лёгким сожалением, хотя Бродов совершенно не собирался обсуждать с ней ситуацию:

— Это её карма. Ничего нельзя поправить.

Николай промолчал. Ему бы такую уверенность!

Очень не хотелось бы в результате допроса с применением спецметодов и спецсредств оговорить самого себя или кого-либо из товарищей по службе, знакомых. С тех пор как догадался, что происходит с арестованными по всяким громким делам, он много думал об этом, прикидывал, выдержит ли, сумеет ли справиться. Вообще-то он был достаточно терпелив и к боли, и к лишениям, но никто не знает своих пределов, пока обстоятельства не подведут к ним вплотную и не заставят заглянуть за грань.

Бродов выходил с собрания хмурый, сосредоточенный на своих мыслях, не глядя по сторонам.

— Николай Иванович, как вам собрание? — приветствовал его шапочно знакомый товарищ Варёнкин из третьего спецотдела.

К чему этот пустой вопрос? Завязать беседу?

— Актуально. Темы заданы правильно и своевременно. Предложения по делу, — осторожно ответил Бродов.

— Ну, это вы про первую часть. А что касается методов борьбы с врагами народа?