Намек. Архивный шифр

Может, оратор проштрафился? Или ляпнул сейчас, во время выступления не то, что от него ожидали? Но на тему методов борьбы высказывались несколько человек — и все в одном ключе. Похоже на начало новой пропагандистской кампании. А Бродов при чём?

— Вы, кажется, были не согласны? — настаивал собеседник.

— Хм… Внимательное, бережное, разборчивое отношение к любой информации, я думаю, ключевой вопрос в нашей работе.

Легко и безопасно говорить, что думаешь, когда умеешь формулировать так, чтобы собеседник не понял. Но зачем? Что это даёт, кроме сомнительного удовлетворения собственной никому не приметной честностью?

— Говорите, что согласны, а выглядите недовольным, — заметил навязчивый собеседник. — Вы и на собрании всё время морщились, как будто ни один оратор вам не угодил. Что так?

Бродов молча прикидывал, что происходит: его почему-то взяли в разработку или эта «наблюдательность» — плод частной инициативы?

— Не удивляйтесь, Николай Иванович, я сидел неподалёку. Вы не обратили внимания.

Похоже, частная инициатива.

— Так что вам не понравилось?

Бродов опять нахмурился. Против таких рьяных дураков сегодняшние выступления и были направлены. Толку никакого. Не услышал.

— Собрание ни при чём. Паршиво себя чувствую.

Правдивее некуда, хотя собеседнику не надо знать, что речь — о моральном самочувствии.

— Что с вами? — спросил Варёнкин холодно и цепко.

Ох, как жалко ему было выпустить добычу, которая сама, казалось, приплыла в руки! А с другой стороны подойти: человек увлечён своим делом, старается…

Новая попытка отвязаться, правдиво сославшись на колотье в груди, привела только к затягиванию петли. Бдительный и наблюдательный борзой щенок делано озабоченным тоном объявил, что «с этим шутить нельзя», что нужно обязательно идти в здравпункт, и навязал свою поддержку:

— Я провожу, а то мало ли что!

Оставалось только включиться в игру, и Николай хмуро ответил:

— Спасибо. Это, пожалуй, кстати.

Доктор в здравпункте — женщина средних лет, уверенная и очень решительная — сразу начала энергично выставлять сопровождающего за дверь, чтобы провести осмотр, как положено, с сохранением врачебной тайны. Но Бродов сказал:

— Пусть товарищ останется, ничего. У меня нет секретов от него. Товарищ очень переживает за моё здоровье. Вы уж успокойте его, пожалуйста!

— Пока нечем успокоить: нарушение сердечного ритма налицо, — заявила врач, прощупав пульс и берясь за стетоскоп.

Тень сомнения легла на лицо лейтенанта государственной безопасности.

— Вы правильно сделали, настояв, чтобы товарищ Бродов обратился к врачу, — заявила женщина, отложив аппарат, велев Николаю раздеться до пояса и принявшись подготавливать кардиограф. — Очень своевременно!

Глаза молодого человека потухли. Он промедлил всего несколько секунд, принял решение и поднялся.

— Что ж, доктор, не буду вам дальше мешать. Оставляю товарища в ваших надёжных руках.

Вышел не оглядываясь. Даже не пытался скрыть, что полностью утратил интерес к происходящему и к дальнейшей судьбе «товарища».

Дисциплинированно высыпав в рот терпкий лекарственный порошок, без которого вполне мог бы обойтись, и захлебнув забористую горечь глотком воды, Николай удовлетворённо улыбнулся. Итак, в отчаянный момент сердце не подведёт его — избавит и от самооговора, и от позорного предательства. Оно сдастся раньше, чем сознание и воля. Можно жить и чувствовать себя свободным человеком!

В воскресенье была шефская поездка в детдом. Между прочим, отличные ребята растут: умные, смелые. Поговоришь — у них такие чистые, светлые мечты. Искренне делятся, а не потому, что солидный дядька, орденоносец хочет услышать от них правильные слова. Нет, глаза горят! Притом решительно готовы добиваться своего, по-взрослому.

Правильные ребята, без гнильцы. Есть кое-кто явно со способностями. Кандидаты в школьники нейроэнергетической школы. Пусть специалисты по-тихому проверят.

Поели в детдомовской столовой вместе с воспитанниками. Те жалели отпускать гостей, но делегация уехала сразу после обеда. Надо ж хоть немного отдохнуть, побыть со своими семьями — у кого есть. А до начала новой рабочей недели — меньше суток.

Служебный автобус довёз всех до центра. Дальше сами, своим ходом.

Ещё светило солнце. Свежий воздух, очищенный и проветренный недавней непогодой, прибавлял сил. Николай прошёлся по набережной, остановился на Большом Каменном мосту и долго смотрел на Кремль, украшенный в прошлом году обновой — рубиновыми звёздами. Прежде рубиновых водрузили было золотые. Те выглядели, по мнению Бродова, куда лучше старых наверший, которые один его товарищ по академии называл «нелепыми царскими птицами, распяленными, как куры для жарки», но общего вида кремлёвских башен не поменяли…