Когда вышел из магазина, уже было пол-одиннадцатого. Меня осенило, что где-то тут совсем рядом контора электронадзора, где я вчера (безуспешно) пытался заинициировать монтера. Потащился туда. Навстречу мне вышел какой-то человечек – по легонькой походке я определил алкоголика со стажем. Легкая поступь – потому что карма легкая.
– Прошу пана, – окликнул я его. – Как к конторе пройти, не подскажете?
Пан в фуфаечке начал было объяснять, а потом глянул на меня ясным взором из-под картуза и спросил, не иду ли я выяснять что-то насчет света.
– А вы там работаете?
Дядька ответил, что сегодня он выходной, а вообще-то да, он там работает. Даже саквояжик показал в подтверждение. Чем-то он мне понравился, и я предложил ему пройтись со мною в Хоботное, глянуть на проводку. Заодно показал бутылку. Видно, у дядьки были уже определенные планы, но перед предложением прогреть гланды планы не устояли и рухнули. Для последней проверки пан монтер спросил, не найдется ли у меня закурить. Я пообещал в первом же киоске купить ему «Прилук», и мы ударили по рукам.
– Тимка, – представился электрик.
– Петр, – представился я, и мы еще раз ударили по рукам для закрепления дружбы.
5
Как и обещал, в киоске я купил красную пачку «Прилук», и Тимка со всяческими аппетитными причмокиваниями затянулся и выпустил дым.
– Лучше всего курить поутру и на холоде, – заверил он.
– А еще ночью и в тепле, – поделился я опытом. – После работы.
– Точно. Может, закуришь?
– Нет, спасибо. Больше не курю.
Тимка оказался удивительно приятным мужичком, разговаривать с которым было чистым наслаждением. Невзирая на то что наши беседы были совершенно ни о чем, пока мы брели в село, они себе лились и лились. Ниже меня ростом, со следами щетины, на холоде Тимка выглядел вполне свежим, но общий красный оттенок лица напоминал не румянец, а запойный угар.
– А меня вообще-то сегодня уволили, – с детской искренностью сознался он.
– А что так?
– Да-а-а там… маленько того. Маленько не ходил. На халтурку ездил. Ну и того. С бригадой там маленько…
– Бухали помаленечку, – подсказываю.
– Ну ясно. Помаленечку, не так чтоб сильно. У нас на работе как? Идешь в отпуск – ставь отвальную. Приходишь из отпуска – ставь опять, с прибытием. Конец месяца – скидываемся. Ну, по пятницам, это уж само собой, рабочая неделя ж кончилась. Еще маленько в четверг бывает. В среду ни-ни, это пост. В понедельник – ну если только уж очень после воскресенья…
– А в воскресенье что?
– Хо! Так в воскресенье ж праздник!
– А во вторник?
– Во вторник – это только Йоська Процык может. Я б уже не выдержал.
– А жена не ругается?
– Да где там, – махнул он. – Нету жены. Сам сплю, сам гуляю. Знаешь, как это.
– А где живете, пан мастер? – такое уважительное обращение действовало на него магически. Он оживал и говорил с большой охотой.
– Да вот уже нигде и не живу. Жил было у Йоськи, но мы с ним горшки побили. Ну, поругались. Фактически из-за глупости, но я же был прав!
– А что такое?
– Да сидим мы раз с Йоськой, ну, закусили, ясно, базарим про всякое. А он сам с юга, так мне всегда интересно с ним побазарить, ведь он такое иной раз ляпнет, что меня аж смех разбирает. И вот тут он говорит, фактически ни к чему, что такого моего слова «трускавка» не существует, и его слова «клубника» тоже не существует, а по-научному будет только «суница». А «полуница» – так это вообще что-то непонятное.
– И что?
Тимка махнул рукой. Видно, не хотел растравлять рану.
– Ну и поцапались на ровном месте. И больше уж не хожу к нему.
– А где ночуете?
– Да где… на работе ночевал, в подвале там был у меня свой уголочек. А начальник как узнал, так начал на меня ругаться, что я им контору спалю, и он меня выгонит. А я говорю: да вы мне сто лет не нужны! – и вышел, дверью хлопнул.
– И что?
– А сегодня прихожу, думал, прошло у начальника. А тут подходит Микола, казачок начальников, дает мне сорок гривен и говорит, что я уже с ними в расчете. Ну, так я и пошел себе.
– И что ж теперь будете делать?
Тимка снял картуз, покрутил и снова натянул, а потом махнул рукой легко и беззаботно, совсем как моя бабуля. Мне аж самому стало весело.
– Э-э! Где наша не пропадала! А что буду делать? А вот – сяду нынче в электричку, да и поеду в Одессу, к морю. Двадцать лет парень моря не видал!
Мы сошли вниз, в село. За кряжем, что прятал село, если искать его глазами с крыш Тернополя, висел туман. Я попросил пана мастера обождать. А сам заскочил к Шелепилихе, взял пол-литра сметаны к борщу.
Вновь начиналась изморось, и мы поскорее зашли в хату.
6
– Старая, – с уважением заметил Тимка, изучая потрескавшийся потолок на веранде.
– Да уж старая, – согласился я.
Мастер скинул резиновые сапоги, повесил засаленную фуфайку на вешалку и сразу же пошел в хату.