Случай с клеенкой тоже был посвящением, первым опытом в своем роде. На каком-то глубинном уровне еще тогда я ощутил – у вещей есть оборотная сторона, таинственная и страшная. Но раз она такая беспокоящая, лучше ее не замечать. Так я запретил себе смотреть на вещи по-иному. Припомнив это, с позиции себя теперешнего я видел себя-«до» и себя-«после» этого решения. Наши решения – это своего рода магия. Ведь как еще назвать то, что способно изменять мир? До момента, пока клеенка не напугала меня до полусмерти, я не был связан никакими обещаниями. Я мог без слов разговаривать с камнями – и они отвечали мне. Я знал тайну и видел свет.
После того как я (пусть и мало понимая, что делаю) дал обещание больше никогда не видеть «бабаек», их просто не стало. Я забыл об их существовании и, главное, забыл о самом обещании.
К слову, немало моих друзей в том же возрасте вот точно так же рассказывали, будто видели «черта». Некоторые при этом так пугались, что бабушкам приходилось водить их к ворожеям, чтобы их выкатали яйцом. А еще вспомнился наш лагерь «взрослых» – тех четырехлетних пацанят с нашей улицы, которые уже отреклись от иного, темного зрения, – и лагерь «маленьких», которые продолжали бояться подвалов, рассказывали, как видели «духов» или встречали во сне львиноголовых ангелов с изумрудными глазами. На уровне эмоций, а не слов, на уровне чувства, а не понимания каждый должен был принять личное решение, войти ли в компанию «незрячих», зато «взрослых». Это решение так и формулировалось: «хочу не видеть». Но мы об этом забыли.