Наместник

"Что я тут делаю? С кем я связалась? Маленькая клякса на скрижалях истории", — думала я, слушая их разговор, не предназначавшийся, видимо, для моих ушей.

После того, как поток непонятных слов оборвался, наместник приблизился ко мне и, наклонившись, ухватил за запястье правой руки. На моем пальце все еще было его кольцо. Он приподнял мою руку и обернулся на Хозяина. Тот кивнул, и они снова заговорили на своем языке. Не трудно было теперь догадаться, что речь идет обо мне, и я нервно заерзала на жестком сиденье кресла.

Лютый Князь еще довольно долго о чем-то беседовал с Гавром, и я уже стала привыкать к звуку незнакомой речи. Но вдруг мне показалось, что интонация Гавра стала напряженной, а голос резкий. Саргон же оставался спокойным, хотя лицо его посуровело. Мне стало не по себе. Я не могла понять, что могло вызвать такой тон, и от неизвестности заволновалась еще больше.

Наконец, разговор прервался, и я с облегчением перевела дух. Гавр сел рядом со мной на такое же кресло. Я сразу же захотела расспросить его, о чем шла речь, но его лицо, ставшее каменным и даже злым, отбила у меня эту охоту.

Уже знакомый мне Урфо подошел к двери и приготовился принимать других гостей. В зал стали один за другим входить мои знакомые. Сначала вошла Василиса, и Урфо тут же громко назвал ее библейское имя, жестом указывая на одно из кресел, стоявших по периметру зала. Я заметила, что наместница не осталась недовольна этим местом, но сжав губы и сделав недовольное лицо, повиновалась, с ненавистью глянув на меня.

Затем Урфо выкрикнул настоящее имя Ю-Ю. Доктор вошел и уселся в кресло в противоположном от Василисы углу. Мне даже стало интересно, кого еще Лютый Князь пожелал из-за меня видеть. Вслед за Ю-Ю явилась его мать, за ней Яр, которого Урфо громогласно представил:

— Яр Косовей.

Все расселись в отдалении друг от друга, и воцарилась тишина. Мне стало страшно и любопытно одновременно. Невозможно было предположить, что будет дальше.

Право первого слова, несомненно, должно было принадлежать Хозяину. Без всякой торжественности или даже приподнятости тона, он произнес:

— Все вы знаете, зачем мы здесь собрались. Не так давно случилось нечто невероятное: человеку снова удалось увести заветный скипетр из-под носа моих наместников.

При этих словах Василиса снова презрительно посмотрела на меня. Интересно, знала ли она, что я теперь играю ту же роль, что и она когда-то, унизительную и жалкую роль подставного игрока.

— Но на этот раз, — продолжал Саргон, — человек овладел и силой, таящейся в нем. И чуть было не получил власть и бессмертие. Вам не любопытно узнать, почему же человек добровольно отказывается от всего этого? Беатриче, объясни нам.

Я пожала плечами.

— Кто же решиться убить невинного ребенка, даже ради власти и бессмертия, — сказала я тихо, хотя голос мой раздался где-то в высоких сводах потолка, и эхо разнесло его по всему огромному залу.

— Говори за себя, — ответил Саргон. — Ведь многие из твоего племени, на моей памяти, и не такое могли совершать. Не правда ли Иродиада?

Он глянул на Василису, и ее и без того раскрасневшееся от злости лицо стало беспокойно алым.

— Совершенно напрасно пытались многие разбудить в этой женщине любовь, страсть, нежность или просто сострадание, — произнес он с расстановкой и покосился на Ю-Ю, который с растерянным видом рассматривал пол. — Ей не знакомо даже такое примитивное чувство, как мстительность. Ведь за власть она продала свое сердце, и теперь у нее нет ничего дороже этой власти. Она была готова даже убить. Не так ли, Фиона Игнатьевна?

— Да, Саргон, это чистая правда. Она хотела убить моего сына. Всех обманула, и меня заставила обманывать.

— Это не хорошо, Иродиада. Все это ты задумала в тайне от меня. А где же Горгона?

— Ее убила эта девчонка, — зло ответила та.

— Вот эта девчонка? Которая не владеет мечом, не обладает силой? Беатриче, как же ты смогла такое сотворить?

— Я защищала свою жизнь и жизнь своего друга, — уверенно произнесла я, так как правда была на моей стороне. — Но убивать ее я не хотела. Так получилось.

— Что ж. Это делает тебе честь. Убить пса-духа не всякий сумеет, — сказал горбун, со значением прищелкнув языком и снова обратился к Василисе:-Это ты приказала своей собаке убить действующую Первую наместницу?

— Я хотела, как лучше! — испуганно закричала та. — Ведь никто из людей не имеет право захватывать скипетр. Разве не так?!

— Так. Но ты не имела право решать это за меня, — с ледяным спокойствием возразил Саргон.

Василиса вскочила. У нее началась истерика.

— Не хочешь ли ты сказать, что…

— Да! — перебил ее Хозяин. — Именно это я и хочу сказать. Я лишаю тебя бессмертия и высылаю из этого мира навсегда. Отправляйся к своим!

— Саргон! Ты не можешь, — вскричала Василиса, изображая на лице античные страсти. — Вспомни! Я же оказала тебе когда-то неоценимую услугу!

— Очнись, дорогая, когда это было? Твоя неоценимая услуга, пережеванная до романтической чепухи, уже несколько тысяч лет пылится в недрах священного писания. Убирайся. И возьми назад свое сердце, оно тебе там пригодится.