Вей вспомнил, что сегодня он не записал ни одного изречения. Рука его потянулась к кисточке. Лю прошел в свою комнату.
Розовое тепло заката сияло и в его стеклах. На бледных переплетах книг появились неожиданные румянцы… Новый год подавал горячую, волнующую надежду…
Стены небольшого салона с окнами, занавешенными пестрыми кретоновыми шторами, чуть-чуть вздрагивали. Далеко под полом слышался странный шум, похожий на жужжание мухи, попавшей в паутину.
Однако никто из людей, находившихся в комнате, не обнаруживал ни малейшей тревоги. Даже полная дама в белой пуховой кофте, занятая вязаньем, спокойно двигала костяным крючком, нанизывая все новые и новые петли.
Кожаные кресла поддерживали высокими спинками ленивые тела, не желавшие откликнуться на соблазнительные зовы гавайских гитар, щедро расточаемые электрическим граммофоном.
Только одна пара скользила по ковру. Две головы, одинаково коротко остриженные – черная и рыжеватая – как два маленьких столкнувшихся буя, покачивались на воздушных волнах. Два тела, одинаково мальчишески тонкие, делали пластические арабески. Пестрые пуловеры и мозаичные туфли без каблуков довершали сходство, и только короткая, узкая юбка на одних бедрах и широкие оксфордские панталоны на других позволяли угадывать в танцующих представителей разных полов.
– Мы уже у берегов вашей родины, Фей, – сказал рыжеволосый юноша, выделывая ногами замысловатые «па». – Вы волнуетесь?
– Я скорее огорчена, – ответила черноволосая партнерша, и ее миндалевидные глаза стали еще уже.
– Боже мой, – воскликнул юноша, – неужели вы все еще не можете забыть Париж?!
– А разве Париж забывают? – удивилась китаянка. – В Париже можно забыть весь мир, но Париж забыть нигде невозможно… Я не представляю, как я буду теперь жить в Шанхае…
– Стыдно, Фей. Вы – плохая патриотка… Да знаете ли вы, что ваша культура вдвое старше нашей!
– Тем хуже для нас. Значит, мы вдвое старомоднее Европы. Гавайские гитары перестали плакать.
– Не надо больше танцевать, – сказала Фей, – пойдемте лучше гулять.
Палуба была полна народа. Близость Шанхая выгнала на воздух даже завзятых картежников.
– Какая мутная вода! – слышались разочарованные восклицания. – Эту реку правильнее было бы назвать грязной, а не голубой.
– Не ищите в Китае прозрачности, – раздался насмешливый голос. – Китай грязен и плохо пахнет. Ехать в Китай только за тем, чтобы убедиться, что Голубая река не оправдывает своего названия – бездарная трата денег и времени.
– Вы очень иронически настроены, мистер Спарк, – сказал подошедший вместе с Фей рыжеволосый юноша. – Китай полон мистицизма и вечных легенд…
– Кому, как не вам, Курц, быть певцом Китая! – поклонился Спарк.
– Но я должен вас огорчить. Некоторые поэты воспевают Китай лучше вас. Хотите послушать?
– С удовольствием, – ответил Курц. – Вы же знаете, что меня интересует каждая строка, посвященная Китаю.
Спарк вынул из кармана изящную книжечку и начал читать:
– «Когда вы устали от однообразной повседневности – вам нужна полная перемена: новые люди, небывалая обстановка, невиданные пейзажи… Не ищите исцеления на Западе… Запад давно утратил прелесть волнующей новизны. Отправляйтесь на Восток – в Индию, Японию или, еще лучше, в Китай. Там вы найдете подлинную романтику, древние, не умершие обычаи, великие народности, живущие совершенно иной жизнью, чем наша. Вы читали о великолепном Востоке?! О резных воротах, о золотых крышах, о маленьких лавочках, торгующих мистическими духами в узеньких улочках, наполненных музыкой гонгов, доносящейся из храмов, где, озаренные светом фонарей, дремлют сотни бронзовых идолов?.. Поезжайте на Восток… Наполните чемоданы черепаховыми изделиями и шелковыми веерами… Лаками, сверкающими, как солнце, пойманное зеркалами… фарфором, пышным, как хризантемы… кантонскими шалями, на вышиванье которых вам нужно было бы потратить всю свою жизнь. Поезжайте на Восток и, насладившись чудесами, возвращайтесь домой с головой, освеженной скитаниями, с глазами, полными новых видений. Вы скажете: „Я видел это в Сеуле, это в Гонконге… этот колокольчик из Пекина. А этот веер мне подарила маленькая гейша из чайного домика в Шанхае“. Вас будут слушать, но для слушателей ваши воспоминания будут только словами. Потому что они не летали на волшебном ковре через моря и океаны туда, где ожидают счастливцев улыбающиеся рикши с бронзовыми ногами на золотом песке…»
– Это Бодлер? – спросил Курц.
– Нет, это Роберт Доллар, – ответил Спарк, – Роберт Доллар, хозяин нашего парохода, называющий свои суда именами почтенных президентов и выпускающий рекламные поэмы вроде той, которую я сейчас вам прочитал.
– Вечно вы шутите… – смущенно пробормотал сконфуженный Курц.
– Какие там шутки! Роберт Доллар очень серьезный человек и прекрасный психолог. Он понимает: чем больше поэзии в его путеводителях, тем больше долларов попадет к нему в карман. Простой коммерческий расчет.