Нантская история

Бальдульф оглянулся, выискивая взглядом следующего противника, но это был скорее рефлекс, чем осознанное действие — биться больше было не с кем. Длинноволосый лежал у стены, запрокинув изувеченную голову так, что она казалась не до конца открывшимся бутоном какого-то экзотического алого цветка. Бледный валялся поодаль, сознание милосердно покинуло его. Вместо лица у него была маска, созданная, должно быть, на маскараде в самом аду. Обваренные и лишившиеся век глаза мутно-белого цвета взирали с нее с полнейшим равнодушием. Я отвернулась.

— Вот и все, — буркнул Бальдульф, подходя ко мне.

Он выглядел помятым, но не особо пострадавшим. Всклокоченный, как цепной пес после жестокой собачьей драки, он взирал на мир из-под распухших век и пробовал на ощупь зубы, точно пытаясь удостовериться в том, что их количество не изменилось.

— Целый?

— Голова трещит немного. Как после хорошего похмелья. Этот последний оказался крепкой косточкой.

— Обязательно было… так?

— Как — так? — удивился Бальдульф.

— Ты мог их не увечить. Просто ткнуть стволом в лицо и отправить восвояси.

— Не этих. Были бы постарше — еще, может, вышло бы. Такие ума еще не нагуляли. Все равно ударили бы, но в спину. Зато теперь я спокоен, ни один из них не причинит больше никому вреда.

— Один мертвец и два калеки.

— Я же говорил, ты могла не смотреть.

— Я не боюсь крови. Просто это было жестоко.

— Жестоко? — Бальдульф недобро усмехнулся, — Жестоко они поступили бы с тобой, Альби, если бы я ушел.

— Плевать, я бы все равно ничего не почувствовала.

— Почувствовала бы та, которую они нашли после тебя. А они бы нашли. Я считаю, что сделал для них благое дело. Не считай это наказанием, это урок. Если они поймут его, то остаток своих дней проведут в мире и спокойствии. А это хорошая цена за пару минут боли. Боль — хороший учитель. С такими лицами они вряд ли скоро захотят выйти на улицу. А значит, на самой улице станет немногим чище. И поверь, если бы на мне сейчас была кираса стражника, этим ребятам пришлось бы куда хуже…

— Не рассказывай. Я хочу убраться отсюда.

— Ничего не имею против. Долгие прогулки только разогревают аппетит.

Старый Порт глядел нам вслед незрячими глазами пустых окон, и в ветре, вздыхавшем по углам, слышалось сожаление.

QUARTUS

«Такое множество злых духов наполняет этот воздух, который разливается между небом и землей и в котором они летают в беспокойстве и непраздно, что Провидение Божие для пользы скрыло и удалило их от взоров человеческих. Иначе от боязни нападения или страха перед личинами, в которые они по своей воле, когда захотят, преобразуются и превращаются, люди поражались бы невыносимым ужасом до изнеможения, будучи не в состоянии видеть их телесными очами, и ежедневно становились бы злее, развращаемые их постоянными примерами и подражанием. Между людьми и нечистыми воздушными властями существовало бы некоторое вредное взаимодействие и гибельный союз».

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин

Дом отца Гидеона найти было не сложно, хотя поначалу это показалось нам серьезной задачей. В этом районе все дома были похожи друг на друга — небольшие, ухоженные, они вытянулись шеренгами точно расставленные заботливым пекарем свежие пряники, которые щедро сбрызнули белоснежной глазурью. Аккуратные пряничные домики. Здесь вдоль улицы не было канав, залитых помоями и мусором, и пахло не так, как на прочих улицах, испражнениями, грязью и разложением. Мостовая здесь сверкала, будто ее драяли каждую ночь щетками, а возле домов были разбиты такие же аккуратные цветники.

Мне показалось, что и воздух здесь какой-то другой, как будто прогнанный через невидимый фильтр, более густой и прохладный. Наверно, если к такому привыкнешь, тяжеловато потом будет втягивать в легкие едкий фабричный смог.

— Хорошее местечко, — сказал Бальдульф, верно угадав мои мысли, — Да не по наши души. Аж обувь хочется снять чтоб не наследить.

— Да, миленько. Интересно, какая здесь рента.

— Уж повыше, чем в нашей развалюхе. Тут, Альби, простой люд не селятся, а только тот, что вторую шкуру запас, да жира под ней впрок. Богатые ремесленники, торговцы всякие, стряпчие, управляющие, префектусы… Чернь отсюда гоняют, и жестоко. Оно и верно, ко всякой голове своя шляпа.

— Ты тут служил?