— Спокойнее, святой отец, — я усмехнулась, — Вы даже епитимью на меня наложить не можете, я же не крещена, вы помните?.. Капитан Ламберт, могу я изложить свою версию в свете открывшихся обстоятельств? Напоминаю, что в данный момент это дело находится исключительно в вашей юрисдикции и епархия еще не успела наложить на него свою елейную лапу. Значит, и решение принимать вам.
Вряд ли отец Гидеон узнал в моих словах каноны из «Sermonem interficiens[12]
», эпохального труда, созданного варнавитами Святого Павла. Его коллеги пятивековой давности, поднаторевшие в искусстве убеждения и управления словом, разработали сложную и действенную систему, схожую с изощренным боевым искусством, в котором слово сравнивалось с ударом, а дискуссия — с боем. «Если противников много, но они не успели организоваться против тебя и разобщены, — гласил один из догматических катренов общей части, — используй это против них. Пусть твое слово как граненое лезвие панцербрехера, которое разрушает целостность кольчуги, разрывая ее звенья, войдет между ними и разобщит их». «Sermonem interficiens» я прочла в пятнадцать лет, и пусть для полного освоения заключенных в нем тактик требовалось многолетнее теологическое образование вкупе с особенным складом ума, но некоторыми приемами я вполне овладела.— Я… Это верно, — капитан Ламберт неохотно принял из моих рук пас. Какие бы ни были его отношения с отцом Гидеоном, вступать в открытое противостояние ему явно не улыбалось, — То есть, я вынужден допросить госпожу Альберку в данной ситуации. Если у нее есть мысли относительно преступления, это мой долг как имперского префектуса.
— Это совершенно вздорные мысли! — вскинулся священник, — Которые открыто запрещены Церковью! Я уже имел удовольствие выслушать их, и заранее боюсь представить, что услышу в этот раз!
— Госпожа Альберка и в самом деле весьма… неоднозначная особа. Но все-таки стоит заметить, что в прошлую нашу встречу ее слова, не оцененные мной должным образом, оказались пророческими. Относитесь к этому спокойнее, святой отец. Мою гордость, как капитана с многолетним стажем, тоже уязвляет то, что какая-то девчонка оказалась прозорливее меня, так и вы терпеливее относитесь к ее анти-клерикальным мыслям. Давайте послушаем, что она скажет. Может, это действительно поможет нам избежать следующей жертвы.
— Мое влияние благотворно на вас сказывается, — усмехнулась я, — Мы знакомы всего три дня, а вы уже способны высказать неглупую мысль. Это обнадеживает. Вам угодно выслушать мою версию, господа? Охотно поделюсь. Итак, в Нанте действует Темный культ. Отец Гидеон, повремените падать в обморок. Эти слова мне, знаете ли, тоже не очень приятны — может, я и не выгляжу ревностным защитником веры, но я не еретик, не дьяволопоклонник и не сектант, поэтому наличие подобной компании неподалеку меня смущает не меньше вашего. Например, Храм Чёрного Света, существовавший тремя веками ранее, видел смысл своего служения в распространении бубонной чумы в городах, Братство Полуночного Волка рассматривало поджог жилого дома в качестве наиболее концептуальной формы массового жертвоприношения, а Идущие Вниз частенько развлекались тем, что прыскали кислотой в лица случайным прохожим. Я уже не говорю об обширной практике ритуальных пыток, убийств и казней. Нет, сейчас я бы сама хотела ошибаться, но различие между вами и мной в том, что у меня есть мужество признать самую неприятную теорию, если факты настойчиво мне об этом твердят. В глубине души все мы маленькие дети, которые, услышав темной грозовой ночью шорох на крыше, охотнее повторяют себя услышанное от родителей заклинание о том, что мантикор не существует, чем лезут проверить…
— Мантикоры существуют, — упрямо вставил Бальдульф, — Один мой приятель-валлиец…