Наоборот

Он разобрал все эти предметы, купленные когда-то по настоянию одной любовницы, падавшей от некоторых ароматов и бальзамов в обморок; эта нервная и расстроенная женщина любила духи, но впадала в восхитительный и изнурительный экстаз только тогда, когда ей чесали голову гребенкой или когда во время ласк она могла вдыхать запах сажи, штукатурки строящихся под дождем домов или пыли, прибитой крупными каплями летнего ливня.

Он рылся в воспоминаниях, и ему вспомнился один день, проведенный из праздности и любопытства в обществе этой женщины у одной из ее сестер; это воспоминание напомнило ему забытый мир старых мыслей и прежних запахов. Пока две женщины болтали между собой и показывали друг другу платья, он подошел к окну и сквозь запыленные стекла смотрел на расстилающуюся улицу, полную грязи, и слушал шум мостовой и мерное шлепанье калош, хлюпающих по лужам.

Эта далекая картина вдруг встала перед ним с особенною живостью. Перед ним был Пентен, оживший в этой зеленой и как будто мертвой воде зеркала, окаймленной луной, куда бессознательно были устремлены его глаза. Галлюцинация унесла его далеко от Фонтенэй; зеркало отражало его мысли так же, как улица, которая их некогда родила, и, погруженный в свои думы, он стал повторять свой остроумный, меланхолический, утешительный антифон, написанный им по возвращении в Париж.

«Да, настало время ливней, глотки водосточных туб оплевали тротуары жижей кофе с молоком. Вот она стекает в ямы, и прохожие в нее попадают, в этих ямах ждет размоченный навоз. Небо низко, небо хмуро, по стенам стекает грязь, и отдушины воняют. Как же жить не удавясь? Сплин охватывает душу на губительных посевах. На попойках богатеи лечат воспаленье нервов. А простые работяги и ученые педанты точат нож, у них желанья как у старых арестантов. Ну а я устроюсь в кресле возле жаркого камина. Аромат цветов вдыхаю, на столе стоит корзина, росный ладан, нард, герани в середине ноября. Рю Пантен, Париж, я молод, я смеюсь: зачем бежать на Антибы или в Канны, чтоб природу победить. Плод искусства, он поможет осень в ноябре забыть. Из тафты цветы, из шелка, их искусствен аромат. Жизнь подобие, ну полно. Парфюмер устроил сад».

…………………………………………………………………

Ввиду того, что в настоящее время нет больше здоровых веществ, так как вино, которое пьют, и свобода, которую провозглашают – поддельны и смешны, и, в конце концов, оказывается, что нужно чуть-чуть желания, чтобы поверить, что правящий класс достоин уважения, а угнетаемый заслуживает забот и сожаления, мне не кажется ни более смешным, ни более нелепым, решил дез Эссент, требовать от своего ближнего немного иллюзии – ровно столько, сколько он ежедневно расточает для разных глупых целей – для того, чтобы вообразить себе, что город Пантен есть искусственная Ницца, поддельный Ментон.

…………………………………………………………………

– Однако мне стоит остерегаться этих чудных, но страшных опытов, ибо они мне вредны, – сказал дез Эссент, оторвавшись от размышлений и почувствовав слабость во всем теле. Он вздохнул. – И этому удовольствию конец, придется принять предосторожности. – И он ушел в рабочий кабинет, надеясь таким образом избавиться от назойливых запахов.

Открыв настежь окно, он предвкушал прилив свежего воздуха, но долгожданный ветер принес волну бергамотовой эссенции, в которую вплетались запахи жасмина, душистой акации и розовой воды. Дез Эссент задыхался и спрашивал себя, не одержим ли он одним из тех бесов, которых заклинали в Средние века.

Запах изменился, но не потерял стойкости. Неопределенные тона толутанской краски, перуанского бальзама и шафрана, смешанные с несколькими каплями амбры и мускуса, поднимались от деревни, раскинувшейся по косогору; и вдруг произошло превращение: все отдельные запахи слились – и от Фонтенэйской долины до самого леса разливался снова франжипани, флюиды которого обоняние дез Эссента сразу почувствовало и подвергло анализу; запах вторгался в измученные ноздри, бил по расстроенным нервам дез Эссента и погрузил его в такую прострацию, что он почти замертво, в обмороке упал на подоконник.

XI

Испуганные слуги побежали за фонтенэйским доктором, который решительно ничего не понял в состоянии дез Эссента. Он пощупал у больного пульс, посмотрел язык, пробормотал несколько медицинских терминов, попытался, но безуспешно, заставить его говорить, назначил успокоительное лекарство и полный покой и обещал прийти на следующий день. Но дез Эссент нашел в себе достаточно силы, чтобы выразить порицание усердию своих слуг и отказать непрошеному гостю; тот ушел и отправился рассказывать по всей деревне про странности этого дома, обстановка которого поразила его.

К удивлению слуг, не смевших выходить из буфетной, через несколько дней их хозяин выздоровел, и они увидали, что он стоит у окна, барабанит по стеклам и с беспокойством глядит на небо.

В один прекрасный день раздались отрывистые звонки, и дез Эссент приказал приготовить чемоданы для далекого путешествия.