Наоми

– Мама, я пока совсем не настроен на семейную жизнь, в моём бешеном графике на это сейчас нет ни капли свободного времени, – пожимая плечами, выпаливаю я.

– В твоём бешеном графике скоро и для меня не останется места! – фыркает мама и удаляется в свою спальню.

Не дав мне ни единой возможности оправдаться, как будто зная, что все мои отговорки не больше, чем ложь, она хлопает дверью, оставляя меня в кромешной темноте и холодящей кожу тишине и неизвестности. Отсутствие мыслей и замыслов позволило мне стоять в гостиной, наверное, больше часа, а лишь потом пойти в свою комнату лишь потому, что мои руки и ноги замёрзли, а голова начала побаливать от выпитого пива.

Следующий день я почти полностью провёл в своей детской комнате. Хандра, захватившая моё тело, заставила меня валяться в постели. Мама, всерьёз обеспокоенная моим самочувствием, решила, что я простыл, помогая Стивенсонам, и была чертовски зла за это на них, поэтому никакого разговора о Кэрри она сегодня не заводила. Она окружила меня заботой и чрезмерной опекой, подавая мне завтрак, обед и ужин прямо в постель.

Почти двое суток я позволил себе валяться, не вставая с кровати, пока мою хандру не разрушил знакомый звук мобильного телефона, оповещающий меня о бедственном положении в офисе моей фирмы.

Мои силы, так долго где-то отсутствующие, мгновенно вернулись ко мне, и я как бешеный метался по комнате, приводя себя в полный порядок. Плотно пообедав и попрощавшись с матерью, я прыгнул на сидение своего внедорожника и ринулся в путь с твёрдым обещанием приехать к маминому дню рождения в конце этого месяца.

Дела в офисе были куда хуже, чем я себе представлял. Сделка, над которой мы бились почти полгода, принесла нам убытки лишь потому, что какой-то талантливый суперсотрудник подготовил ошибочный отчёт на шесть месяцев вперёд о прибыли новой фирмы, и мною подписанный фьючерсный контракт неожиданно для меня дал сбой. Как же я мог так глупо довериться сотруднику, не проверив всё сам досконально? Надеюсь, что шеф даст мне возможность исправить чужие огрехи.

– Добрый вечер, мистер Шейн, – произношу я, входя в его кабинет уже поздним вечером или, лучше сказать, ночью.

Блёклый лунный свет проникает сквозь стеклянную сторону кабинета, слабо освещая его. Шеф сидит в своём кресле, повёрнутом спинкой к двери, поэтому я не могу видеть лица, чтобы точно оценить его настроение. В правой руке плотно сжат бокал коньяка, а левая держит сигару. Обычно он курит, когда слишком волнуется, а пьёт, когда злится, значит, ничего хорошего из разговора не выйдет.

– Не думаю, что он добрый, по крайней мере, для тебя, – сквозь зубы выдавливает шеф и шумно глотает находящуюся во рту порцию коньяка.

– Я всё исправлю, сэр, и обязательно приму решение, чтобы наказать виновных, допустивших такое, – решительно выпаливаю я с уверенностью переломить исход боя на свою сторону.

– Конечно, накажешь, и это будет последнее решение, которое ты примешь, работая на меня, – как снег на голову сваливается на меня его жёсткий вердикт, хотя если подумать, то я его заслужил. Просто сам факт осознания никак не укладывался в моей голове.

– Мистер Шейн, дайте мне шанс всё исправить. Я хочу свести все убытки к минимуму, – я кое-как сдерживаю себя, но пытаюсь выпросить у босса прощение.

– Ты уже это сделал! – шеф разворачивает своё кресло, и его злобные блестящие от алкоголя глаза впиваются в меня, не давая мне шанса. – Твоя квартира и машина пошли на ликвидацию всех убытков, я выплачу тебе последнюю зарплату, и ты уберёшься и из моей фирмы и из города в целом. Даю тебе две недели на то, чтобы собрать свои вещи и отдать мне спокойно ключи от всего, что у тебя было. Теперь мы друг другу ничем не обязаны! Пошёл прочь отсюда!

Я пулей выскочил из кабинета. Смежное чувство давило мой помутневший рассудок. Я ничего и никому теперь не должен, но у меня ничего не осталось. Я – бомж, у меня нет ни работы, ни квартиры, ни машины, ни денег. Куда мне идти? Возвратиться назад в деревню к моей мамочке и жениться на Кэрри, как хочет она. Я пропал! Моя жизнь кончена.