Наоми

– Наоми! – Мамины глаза уставились на меня, словно она увидела моё отражение в одиноко падающей солёной капле.

То ли от страха, то ли от неожиданности моя душа, подхваченная потоками попутного ветра, устремилась наверх, в махровое пространство прожитой мною двенадцатой двери, не давая мне ни единого шанса при попытке поговорить с моей любимой и теперь самой бесценной и дорогой Мамой.

Красная комната и отсутствие чувств – вот, что ждало меня наверху, одни только рефлексы и инстинкты. Ничего не вижу и абсолютно ничего больше не чувствую.

– Что ты творишь? Если бы ты не вернулась, то за тобой отправили бы демона Галла, а тот не всегда доставляет монстров живыми. – Лорд кричал на меня, мотыляя из стороны в сторону. – Наоми, то, во что ты себя превратила, есть отвратительная глупая тварь. Твоя Мать с меня, когда узнает, спустит все шкуры, но ты просто невыносима. С тобой же не договориться, ты срываешь всякую сделку. Видит создатель и твоя Мать, я старался, как мог, но мне не удалось тебя сохранить. – Где-то внутри себя я понимала его речь, и, как бы странно они ни звучала, в душе я с ним соглашалась.

Ещё минут пять или десять содрогания моего тела и тринадцатая последняя дверь была Лордом открыта. Он пихнул меня, приговаривая: «Постарайся, Наоми, до конца всё не испортить! Я тебя жду!».

Ужасный водоворот подхватил меня, вероятно, не зная, что же мне предоставить в качестве испытания напоследок, не желая делать заключительный штрих простым мазком кисти. Эта картина не должна вырисовываться на моём холсте запросто, я должна её выстрадать буквально каждой клеточкой своего организма. Ну что ж, надо так надо, не буду медлить, чем быстрее начну, тем быстрее закончу.

– Я не подведу тебя Лорд! – крикнула я, когда за спиной захлопнулась дверь, а впереди показался свет новой заключительной жизни.

Глава 17 Дверь тринадцатая – «И всей жизни не хватит»

Туша пожар, что сам разжёг,
Мне было явно невдомёк,
Что, заливая всё водой,
Топил я стержень жизни свой!

Наоми Томпсон-Саммерс

Быстро и без разбору заскочив в чьё-то чужое тело, моя душа моментально ощутила странную головную боль. Я попыталась заставить всё ещё инородное и чужое мне тело, в которое всего-то около пяти минут как вселилась, открыть хотя бы глаза, но после того, как это произошло, моему взору явилась масса жужжащих вертолётиков или мушек. Кажется, судя по странным симптомам, мы были пьяны, и, к сожалению, мне не удастся понять, кем же я стала до полного своего протрезвления, а тогда уже я буду не я, и душа Наоми соединится с душой этого человека. Очень продуманно и коварно со стороны моих испытателей было вселить меня в человека, который в себя-то придёт только на следующее утро. Чем вам не самый заковыристый хитросплетённый поворот в моей нелёгкой судьбе прохождения чужих человеческих жизней. Но я торжественно клянусь стараться ни во что не вмешиваться, чтобы явиться в красную комнату хотя бы с малой долей сознания, которая и так дремала во мне где-то в самых дальних отделах моего головного мозга, теряясь в глубинах рассудка.

Наступило утро. Как и ожидалось, от Наоми не осталось и следа, а существовал только седовласый, но не от возраста, а скорее от образа жизни мужчина, которому с трудом-то можно было присвоить полтинник, но в реалии ему было всего-то тридцать два. Запитый, неухоженный, с жёлтым потрескавшимся лицом и красными от суррогатного алкоголя глазами мужчина лежал на грязном испачканном временем и испражнениями диване и звал кого-то на помощь.

– Пить, я хочу пить, – охрипшим и осипшим голосом я стонал, в душе, определённо, зная, что кто-то должен ко мне подойти.

– Держи, папочка, – слегка шепелявя и картавя, произносит подошедший ко мне ребёнок лет четырёх, протягивая наполненный до краёв стакан воды.

Я выпиваю полную кружку воды, поданную мне маленькими дрожащими ручонками с плохо вымытыми погрызшими ногтями, а затем резко усаживаюсь на диван. Немного помедлив, но не для того, чтобы вспомнить, память для Наоми уже была восстановлена полностью, а для того, чтобы выпустить пары отвратительной алкогольной отрыжки, я хлопаю мальчонку по плечику. Оказывается, у меня двое детей: четырёхлетний Кевин, который и подал мне спасительную кружку воды, и двухлетняя Сара. Симпатичные мордашки, хотя им и не мешало бы немного ухода, но у меня и гражданской жены на это просто не было времени. Всё наше время тратится на очередные попойки: междоусобные или коллективные с соседями и друзьями по рюмке.

– Где мать? – взяв себя за голову, я потряс копной спутавшихся когда-то в прошлом медных, а сейчас бледно-серых сальных волос.

– Она ещё спит, – пожимая плечами, произносит ребёнок, – мы с Сарой хотим кушать, приготовь нам что-нибудь, папа.

– Вот, когда ваша мамаша придёт в себя, у неё и просите, – рявкаю я на него, отшвыривая в сторону от себя.