Наперегонки с темнотой

— Что потом? Стрелять в него пришлось несколько раз. Я уж перепугался, что допился до этих… как его? До галлюцинаций, во! Стреляю, а он идет! Хоть бы что ему. А потом прямо в башку дробью ему зарядил, так он и рухнул тут же. Ох, и жутко же мне было…

— Он один пришел? — спросил я.

— Один! В первую ночь один, а потом как повалили! И по двое, и по трое заявлялись.

— А тело вы куда дели?

— Как куда? В лес отволок. Утром посмотрел на него и обомлел. Весь, значит, в пятнах черных, а крови-то нет. Черное только что-то течет из башки и смердит жутко. Я его землей присыпал, да и бросил. Струхнул, что не пойми кого подстрелил, да думаю, как бы потом проблем не вышло…

— Так вы говорите их много тут было? Как же вы в одиночку с ними справлялись?

— Да, очень много. Каждую ночь заявляются. Лезут со всех щелей, гниды ебучие. — Дед потянулся к бутылке, плеснул еще водки в стакан и одним махом выпил. После он громко прокашлялся, затем сморкнулся в руку, вытер ее о штанину и продолжил: — Я поперву не понимал, потом только докумекал, что по ночам они ходят. И главное, не попадаться им на глаза, а тихо сидеть. Если этих выродков не трогать, они вроде как не замечают, но стоит выдать себя, как сразу же прут на тебя и пока в башку не выстрелишь, не угомонятся.

— Так вы говорите, каждую ночь заявляются. Сейчас они тоже ходят?

— Да полно их тут! Меньше, чем раньше было, но есть еще.

— А где они днем? Прячутся куда-то? — вставила вопрос Марта.

— Прячутся, ясное дело. Тут здание есть в лесу заброшенное, уж не упомню, чего там раньше-то было… — Взгляд деда остановился в одной точке, он о чем-то глубоко задумался, но спустя время тряхнул седой головой и заговорил вновь: — Здание, значит… Недалеко от поселка… Выслеживал одного из этих выродков как-то, так он перед рассветом зашел туда. Потом смотрю, еще один идет. Хотите покажу? — воодушевился он.

— Это далеко отсюда? — поинтересовалась Марта.

— Да с километра два.

Я не планировал встречаться с этими тварями даже днем, поэтому твердо произнес:

— Нет, Марта, туда мы не пойдем. — Затем, опережая ее протесты, обратился к старику: — Я видел уже пятерых, двоих из них прикончил, но так и не понял, чего они хотят. Вы не знаете?

— Как же не знаю? Знаю! Убить тебя и заразить. Чтоб ты, значит, такой, как они стал. Только я на такое не согласен! Так просто им меня не взять!

Кривя в злобной гримасе сморщенное лицо, старик опять начал заводиться.

— А вы знаете как они это делают? Как они заражают?

— Да бес их разберет. Солдатики, что тут были, рассказывали, что вроде как душат. — Он схватил себя за тощую шею и, сымитировав процесс удушения, вывалил наружу коричневато-желтый язык. — Но еще какой-то яд у них, что ли? Вроде ты как бы мертвый лежишь, а потом яд действует, встаешь и уже как они. Кусают, может, потом? Меня солдатики предупредили, чтоб я, значит, не подпускал их близко к себе. Вроде лучше либо сразу в башку стрелять, либо бежать наутек. Бегают те выродки не больно хорошо, передвигаются-то еле-еле.

Задумавшись над словами старика, я разглядывал его ветхую конуру. Помимо хлама и мусора, заполнявшего почти всю площадь тесной комнаты, здесь был стол, за которым мы сидели, слева от входа помещалась дровяная печь и раковина с горой немытой посуды, справа стояла кровать. За кроватью теснился еще один шкаф с отломанной дверцей, где хозяин, по видимому, хранил свои вещи. Все это освещалось тусклым светом из единственного окна с треснувшими в нескольких местах стеклами. Хилая входная дверь еле держалась на ржавых петлях.

Вспомнив нечеловеческую силу тварей, я удивился, как она выдерживает их ночные натиски. И где этот старик прячется? Не в этой же лачуге? По виду, ее можно снести даже легким дуновением ветра.

— Так вы говорите, в том поселке, где медики из лаборатории жили, никого не осталось? Вы уверены? — спросила Марта.

Только теперь я обратил внимание, что она поставила камеру на стол и записывает весь наш разговор.

— Так его ж сожгли! — с непонятным восторгом заявил дед.

— Как это сожгли? — изумилась Марта.

— Да как? Очень просто! Там этих выродков кишмя кишело, вот и выжгли его начисто дня три назад. Все, кто мог, разбежались давно, остальные заразились. Вот солдатики его и спалили к херам. И правильно сделали! Им там как медом намазано было!

— Понятно. А вы тут совсем один живете?

— Нет, как же? Вот, Собака со мной, — он указал костлявым пальцем на пса, сидящего на пороге лачуги. — Друг у меня еще есть, заходит иногда.

— Так а почему вы в лесу? Вам не страшно тут в одиночестве? — не отставала Марта.

— Да нравится мне тут, пташка. Меня как жена выгнала лет пятнадцать назад, так и жил я, поперву на улице, потом у друга. А тут, значит, местечко это нашел, вот и дом себе соорудил. Тихо тут, спокойно. Раньше было. Сейчас-то даже днем спишь с ружьем под боком, а по ночам так вообще не уснуть.

— За что же жена вас выгнала? — участливо спросила Марта, но тот ее уже не слушал.

Старик неожиданно наклонился ко мне и, обдавая едким запахом перегара, зашептал в самое ухо: