Наперекор судьбе

Барти была слишком усталой и шокированной, чтобы испытывать сейчас какие-то чувства. Она просто посмотрела на Лоренса, а потом коснулась рукой его лица.

– Мне ведь нельзя ни о чем тебя спрашивать?

– Почему же? Спрашивай, если хочешь, – великодушно разрешил он. – Вряд ли ты потом помчишься звонить нацистскому командованию. Я тебя слушаю.

– Нет, – покачала головой Барти. – Вряд ли я хочу знать подробности. Лучше я буду воображать, что ты по-прежнему в безопасности. Сидишь себе в Лондоне, в моем… в нашем доме.

– Хорошо сказано! Я люблю наш дом. Все наши дома. А теперь – несколько сюрпризов для тебя. Мне не хотелось, чтобы весь день проходил в стенаниях и слезах. Обожди меня здесь, я скоро вернусь.

Барти послушно ждала. Через несколько минут Лоренс вернулся с бутылкой шампанского в ведерке со льдом.

– Шампанское я привез с собой. Не очень верилось, что в здешней дыре может остаться шампанское. Но у них еще не перевелся лед… Бери фужер. Выпьем за нас. За что пьем? Предлагай. Может, за мистера и миссис Эллиотт?

– Лоренс…

– Сюрпризы еще не закончились. Я должен был сделать тебе этот подарок раньше, но мешали некоторые обстоятельства чисто технического свойства. Дай мне руку.

Барти протянула ему руку. Лоренс улыбнулся, как мальчишка, вынул из кармана коробочку, раскрыл.

– Лоренс! Ой… что это? Я понимаю, что кольцо, но…

– Это не просто кольцо. Это особенное кольцо. Оно принадлежало моей матери. Отец подарил ей его в день их помолвки. Мне пришлось стащить одно из твоих колец и передать ювелирам Картье, чтобы они подогнали под размер твоего пальца. У тебя пальцы совсем исхудали, – добавил он тоном строгого отца. – Есть надо побольше.

– Я… даже не знаю, что сказать.

– Знаешь.

– Я люблю тебя. Это правильные слова?

– Вполне правильные.

Кольцо отличалось от тех колец, что обычно дарят при помолвке. Вместо одного крупного камня на нем был цветок из камней: аквамарин, окруженный мелкими бриллиантами в тонкой оправе из розового золота.

– Отец рассказывал, что выбирал это кольцо под цвет ее глаз. У моей матери были удивительные глаза…

– Такие же, как у тебя? – спросила Барти.

– Нет. Зеленее.

– Как у Мод? – спросила она, не подумав.

– Мы можем не портить этот день?

Теперь перед ней был другой Лоренс: мрачный и хмурый. Барти потянулась к нему и поцеловала:

– Прости меня. Я не хотела.

– Знаю, – с заметным трудом произнес он.

– Лоренс, я тебя очень люблю. Ты сделал мне такой редкий, драгоценный подарок. Подарил кольцо своей матери. Я знаю, как ты им дорожишь. Мне даже не найти слов, чтобы выразить свою благодарность.

– Никакая другая женщина не имела бы права носить это кольцо.

– Возможно. Но это такой подарок… Я просто ошеломлена. Мне действительно не хватает слов.

– Я тебя люблю независимо от слов, – сказал Лоренс.

– Я буду носить это кольцо постоянно, не снимая. До тех пор, пока живу.

– А вот это очень хорошее обещание.

Барти села, глядя то на кольцо, то на Лоренса. Она улыбалась, а потом вдруг снова заплакала. Она оплакивала гибель Джона, которого все-таки любила, пусть и не так сильно и совсем по-другому. Она плакала, сознавая жестокость его гибели и одновременно радуясь, что он так и не узнал о ее предательстве. Все это она рассказала Лоренсу.

– Как ты думаешь, это очень гадко с моей стороны?

– Меня бесполезно спрашивать. Хорошая и добродетельная у нас ты. А я настолько гадкий, что едва ли смогу дать надлежащий ответ. Я практически не вижу разницы между добром и злом.

– Лоренс, на самом деле ты ведь так не думаешь.

– Что не думаю?

– Ты же не считаешь себя по-настоящему гадким.

– Почему же? Считаю, – почти с удовольствием произнес он. – Я об этом знаю чуть ли не с детства.

– Лоренс…

– Да, Барти?

– Ты не можешь быть абсолютно гадким. Я не позволю тебе так говорить о себе. Ты умеешь быть добрым, щедрым, заботливым и внимательным. А еще – любящим. Было бы абсурдно отрицать это.

– Я повторяю твои слова. Ты называла меня жестоким, только и умеющим ненавидеть. Я это слышал от тебя, и не раз.

– В сердцах каждый человек может наговорить что угодно. Жаль, что ты не забыл эти слова.

– Я не могу забыть ничего из сказанного тобой, – ответил Лоренс. – Я помню все, начиная с той первой ночи, когда ты приехала в Нью-Йорк и мы познакомились. Да, я помню все. Ты говорила хорошие и плохие слова, говорила глупости и очень интересные вещи. Но они все хранятся у меня в голове.

– Боже мой, – вздохнула Барти.

– А разве ты не помнишь всего, что я говорил? Если нет, я буду очень огорчен.

– Помню. Все слова до единого, – улыбнулась Барти. – Что еще я могу сказать. Я совсем не хочу тебя огорчать. Я знаю, как это опасно… Лоренс, что ты делаешь?

– Задергиваю шторы. Потом запру дверь и попрошу тебя снять эту жуткую форму. Я начинаю уставать от нашего философского разговора. Такие темы меня никогда особо не интересовали. Если помнишь, времени у нас совсем немного. Всего лишь половина дня. Совсем немного. Не упрямься, Барти. Ложись со мной.

* * *