Наперекор ветрам

Офицерские полки генерала Бредова, имея в тылу Киев с его заводами и богатые хлебом губернии Украины, получая боевое снаряжение из Англии и Франции через порты Черного моря, надежно укрепились по руслам болотистых рек Здвиж, Ирпень, Унава.

Дивизии 12-й армии — 44-я и 58-я — с лесистой зоной в своем тылу, с растянутой коммуникацией через Коростень — Мозырь, которой ежечасно угрожали легионы Пилсудского, терпели нужду в питании и в боеприпасах. С наступлением холодов появился еще более грозный враг — тиф. Не было бань, не было мыла, не хватало белья.

Но, как и всегда, недобрые дни чередовались с хорошими, успехи с неудачами. Особенно тяжелое испытание 45-й дивизии пришлось выдержать 27 сентября. Этот день, как и черный четверг 13 августа, командир Особого полка Филипп Анулов запомнил на всю жизнь.

Якир приказал Княгницкому с частями Гуляницкого и Анулова прикрывать левый фланг 58-й дивизии, наступавшей на Ирпень. Княгницкий двинул отряд Гуляницкого на Мотыжин, а полк Анулова — на Копылов, большое село, примыкавшее к шоссе Киев — Житомир.

На рассвете 27 сентября Анулов направил головной батальон полка из района кладбища села Колонщина атаковать войска противника, засевшие в Копылове. Закаленные в боях одесские пролетарии-коммунары беглым шагом приближались к селу. Не сомневаясь в успехе головного батальона, Анулов вдогонку ему послал своего адъютанта Настю Рубан с приказом после Копылова ударить на Мотыжин, помочь отряду Гуляницкого.

Настя, подняв коня в галоп, поскакала в головной батальон. Она уже почти догнала наступавших. Но в этот момент из балки наперерез продвигавшимся к окраине Копылова цепям выскочила с шашками наголо густая лава белогвардейцев-осетин. Неожиданный шквальный удар вражеских конников с тыла ошеломил пехотинцев. Помня девиз сорок пятой: «Всегда вперед!», батальон, не перестроившись в плотное каре, разомкнутыми цепями во главе с военкомом полка Недашковским двинулся навстречу врагу. Белогвардейские конники буквально захлестнули их разомкнутый строй.

Началась зверская, кровавая рубка. Первым, истекая кровью, пал военком полка Недашковский. Белогвардейские конники обследовали все межевые канавы, ярки, густо заросшие можжевельником. Они даже не спрашивали, как обычно: «Кто коммунист? Кто матрос? Кто китаец? Кто еврей?» Секли всех, у кого была кожаная фуражка на голове, красная звездочка на околыше. Уцелел, притворившись убитым, лишь тяжелораненый командир батальона Орловский.

Настя могла бы спастись. Однако, заметив деникинцев, она не повернула назад, к Колонщине, а полетела вперед — в Копылов. Не было еще ни разу в ее жизни, чтобы она не выполнила приказа. Под Лисками год назад, когда ее ранило в лицо, она видела и не такое. Настя рассчитывала, что, доскакав до батальона, очутится под надежной защитой. Этого не случилось. Батальон не защитил ни себя, ни Настю.

Так, под Копыловом, на подступах к столице Украины, легло костьми одно из лучших боевых подразделений 45-й дивизии. То самое, которое отличилось в боях под Свинаркой, Монастырищем, Попелюхами.

Новые части деникинской конницы, прикрывая тех, кто еще чинил зверскую расправу у шоссе Киев — Житомир, понеслись к Колонщине. Анулов, совершенно деморализованный катастрофой, все же успел расположить на подступах к селу тяжелые пулеметы.

Вечером в Колонщину приехал Якир. О катастрофе под Копыловом он узнал от Княгницкого. Командующий прекрасно понимал состояние Анулова, потерявшего лучший батальон полка и своего адъютанта. Тем не менее, затягиваясь самокруткой, он гневно говорил:

— Видно, уроки Помошной ничему не научили вас. Ведь я и другие товарищи предупреждали неоднократно: конница Деникина — это не шлопаки Петлюры… Вот батальон потеряли. Погиб Недашковский, боевой комиссар. И Настя…

Анулов при упоминании имени Насти вздрогнул, отвернулся.

— Да, плохо, товарищ Филипп, очень плохо, — уже несколько спокойнее добавил командующий. — Когда имеем, не храним, потерявши, плачем.

Усач Княгницкий стоял рядом. Нахмурив густые брови, молча слушал справедливые укоры Якира. Он принимал их и на свой счет. Ведь командующий поручил ему наблюдать за Особым полком, помогать Анулову. А что получилось? Выходит, не сумел он по-настоящему выполнить задание. Значит, гибель батальона в какой-то мере лежит и на его совести.

Уроки тех дней даром не прошли. Он понял значение водных рубежей Здвижа, Ирпени, Унавы, прикрываясь которыми, беляки отражали атаки советских дивизий. Пройдет пятнадцать лет, и комендант Киевского укрепрайона Княгницкий возведет на подступах к Ирпени мощную гряду бетонированных дотов. Они позволят защитникам Киева долго сдерживать натиск фашистов.