Наперекор ветрам

Собственноручно написанный комбригом отзыв Куценко положил меж листов своей полевой книжки. Направился к выходу. Котовский, наблюдавший за тем, как огрубевшие от орудийных замков тяжелые руки матроса бережно обходились с полученным документом, призадумался. Григорий Иванович вспомнил слова Якира, сказанные им в Руднице еще в августе: «Как легко человека обидеть и как трудно его обласкать». Моряков он, Котовский, конечно, не обижал, но, право, их героический труд, особенно во время тяжелого выхода из крыжопольского кольца, стоил самой высокой награды. Он вспомнил, как тогда, в невыносимый солнцепек, моряки просили попотчевать их кваском. Окликнул балтийца:

— П-п-послушай, товарищ… Что я тебе скажу, друг, краса и гордость революции! Скажу прямо: ты и твои орлы заслужили настоящие ордена. Но видишь, вот я, Котовский, и то не имею ордена. Дают их, как знаешь, очень, очень скупо. Золотые часы? Так распоряжаюсь ими тоже не я. — Котовский порывисто поднялся, направился к своей койке, опустился на одно колено, вытащил из-под койки своего глазированного походного «барана» и, неся его в обеих руках, передал моряку: — Бери, товарищ! Будет память от Котовского.

— А ты, Григорий Иванович?

— Что я? Ты остаешься здесь, на юге, а нас посылают знаешь куда? К хладным финским берегам, как сказал Пушкин. Там нет ни жаркого солнца, ни нашего бессарабского знойного вынтула. Так что обойдемся без кваска… Конечно, «барана» сбережешь или не сбережешь, это уж как придется, а вот ту бумажку, что мы тебе с комиссаром выдали, береги. Пройдут года и года, а ей не будет цены. Может, наши внуки расценят ее повыше, чем золотые часы и даже, может, повыше, чем орден Красного Знамени.

…За день до отъезда на новый фронт Якир побывал в Житомире. Там, в лазарете 44-й дивизии, находились на излечении раненые: те, кого подкосили пули деникинцев под Кожанкой, и те, кого долго везли на санитарных бричках из-под Крыжополя и Монастырища.

Иона Эммануилович тепло попрощался со своими боевыми соратниками, сказав каждому несколько задушевных слов. В ответ раненые клялись во что бы то ни стало разыскать свою дивизию не то что под Петроградом, а и на краю света, вернуться в нее, чтобы продолжать громить контру.

В полутемном углу коридора, отгороженная бязевой занавеской от сквозняков, на жестком топчане неподвижно лежала Настя Рубан. Адъютанта командира Особого полка без признаков жизни подобрали санитары в канаве за Колонщиной. Клинок прошелся по ее плечу, вторым ударом деникинец рассек Насте голову.

С топчана на Якира из пропитанной кровью марлевой рамки смотрели наполненные безмолвной грустью голубые глаза. Этот выразительный взгляд говорил лучше всяких слов.

Якир приник губами к плотно забинтованной голове Насти. Затем стал гладить ее тонкую руку. Поднес ее губам. Дрогнули веки раненой, светлая влага затянула ее глаза.

— Держись, Настя! — сказал Иона Эммануилович. — Не только я, вся наша боевая дивизия просит тебя: держись!..

Не в силах вымолвить слова, Настя в знак согласия прикрыла глаза.

На лестнице Якир встретил Анулова. Он с трудом нес раздобытую где-то для своего раненого адъютанта пружинную кровать.

Часть вторая К рубежам страны

1. Антициклон

Ликвидация вражеской авантюры на подступах к Петрограду завершилась быстро. Сыны далекого юга, внеся свою посильную лепту в дело разгрома генерала Юденича, снова двинулись на деникинский фронт. Декабрь застал дивизию Якира на Украине.

Сумасбродная деникинская затея захватить Москву, пользуясь численным превосходством конницы, к тому времени окончательно провалилась. Теперь Красная Армия, усиленная притоком добровольцев-коммунистов и рабочих, гнала контрреволюционные полчища от Орла и Воронежа на юг. Блестяще оправдал себя призыв партии Ленина «Пролетарий, на коня!». Против белоказачьей кавалерии нерушимой стеной стала молодая Красная конница.

12 декабря, на другой день после освобождения Полтавы, Якир собрал в своем штабе командиров бригад. На длинном пути от Глухова до Ворсклы, когда советские войска дни и ночи преследовали деникинцев, отрывать комбригов от боевых частей не было возможности. Сейчас, с выходом передовых подразделений на линию Днепра, наступила некоторая естественная пауза. Начдив воспользовался ею, чтобы обсудить с командирами неотложные вопросы.

В холодном номере гостиницы «Реноме» за сдвинутыми столами кроме Якира сидели новый комиссар дивизии Иван Клименко — бывший председатель Одесского губисполкома, начальник штаба Гарькавый, недавно назначенные командирами бригад Левензон и Голубенко, командир кавалерийского полка Михай Няга. Не было среди собравшихся лишь Котовского. Во время боев с Юденичем под Петроградом он заболел и остался в гатчинском госпитале. Вместо него теперь командовал второй бригадой начальник штаба, бывший царский капитан Каменский, о котором Григорий Иванович не раз говорил: кремень-человек.

Вглядываясь в лица командиров воспаленными от постоянного недосыпания глазами, Якир вынул из-за пояса карту, развернул ее на столе.