После прочтения указа государя императора у Баташова словно что-то оборвалось в груди. Но только не из-за того, что его бывшего командующего фронтом сместили так тихо и буднично. Этого он ожидал давно, еще с тех пор, как Рузский своей болезненной нерешительностью бросил на произвол судьбы 20-й армейский корпус, сгинувший в Августовских лесах. И особенно после совещания в Ставке, на котором обсуждался вопрос весенне-летней кампании. Много споров вызвал тогда вопрос о том, чей фронт важнее: Юго-Западный или Северо-Западный. Командующий Иванов доказывал, что Северо-Западный фронт находится в исключительно благоприятных условиях и что за него нечего беспокоиться, а вот его фронт – самый важный – в тяжелом положении. В этом споре Рузский проявил большое самообладание, чтобы не ответить Иванову резко. Положение Северо-Западного фронта в это время было особенно тяжелое: три корпуса были неизвестно где, правый фланг обойден противником…
– Не нужно говорить о том, какой фронт сегодня главнее, – решительно возразил Рузский. – Важно решить одно из двух: или решительными действиями опрокинуть неприятеля и в таком случае принять сообща меры к этому выполнению, или лучше ограничиваться лишь частными действиями.
Настаивал он на первом варианте, для чего предлагал отойти на ближний укрепленный рубеж и избыток войск перебросить на правый берег Вислы и упереться левым флангом не в Вислу, а в укрепленный пояс Новогеоргиевск – Згеж. Этим, по его мнению, он планировал сократить свой фронт для того, чтобы создать «сильные резервы до выяснения направления главного удара неприятеля». При этом он считал, что отход под давлением противника очень труден и рискован, а также чреват потерей тяжелых орудий и техники, поэтому предлагал заблаговременно оставить позиции.
Генерал Иванов категорически заявил, что такой отход оголит его правый фланг и заставит и его войска также отойти.
– Сколько нам еще отходить без боя? – взорвался тогда Николай Николаевич. – Пора и честь знать! Своим отходом вы поставите под удар войска Юго-Западного фронта, что может привести к прорыву обоих фронтов. Я принял решения позиций не покидать, и быть в готовности контратаковать противника на всех направлениях.
По резкому тону Верховного уже тогда всем стало ясно, что ему порядком надоели постоянные отговорки Рузского по поводу последних стратегических неудач, в которых он винил командующих армиями, военное ведомство и даже вражескую разведку, но только не себя.
Но не это больше всего взволновало Баташова, узнавшего неожиданную новость. У него защемило сердце от ощущения тревоги. Тревоги за то, что теперь ему не удастся довести до завершения главное дело его последних нескольких лет – создание в штабе фронта живого, оперативно функционирующего организма, способного не только контролировать военные секреты, но и активно бороться с вражеской разведкой и ее довольно разветвленной агентурой. Конечно, большинство его мыслей и предложений нашли отражение в ряде инструкций и наставлений по контрразведке военного времени, и даже в российском уголовном праве, но до совершенства было еще далеко. А он так хотел, чтобы доведенный до совершенства опыт работы его контршпионского отдела распространялся по другим фронтам и армиям, внося свой достойный вклад в победу над врагами!
А опасаться было чего. Так уж повелось в российской армии, что с новым командующим почти полностью обновляется и его штаб, в котором, как правило, все ключевые должности занимали его соратники. А это значит, что непременно заменят и начальника контрразведки…
К великому удивлению Баташова, новый командующий Северо-Западным фронтом генерал от инфантерии Алексеев оставил его в прежней должности.
Будучи представленным новому генерал-квартирмейстеру фронта генерал-лейтенанту Пустовойтенко, Баташов рассказал своему новому начальнику об успехах и делах, находящихся в разработке контршпионского отдела, о своем видении работы контрразведчиков на время весенне-летней кампании.
Баташов знал Пустовойтенко еще в бытность того Первым обер-квартирмейстером ГУГШ. С началом войны он был назначен обер-квартирмейстером штаба армий Юго-Западного фронта и вот уже вслед за Алексеевым перекочевал в штаб Северо-Западного фронта. Сталкиваясь с Пустовойтенко по службе в Главном управлении Генерального штаба и в Ставке, Баташов составил о нем довольно хорошее мнение как о человеке, прежде всего отдающим себя службе. Правда, в должности генерал-квартирмейстера фронта он ничем особым себя не проявил. Однажды, по просьбе Бонч-Бруевича, Баташов наведывался в штаб Юго-Западного фронта, чтобы организовать взаимодействие с контрразведкой соседей, но наткнулся на стену непонимания не только в штабе, но и в генерал-квартирмейстерской службе, где контрразведкой занимались от случая к случаю.
Вот и теперь, докладывая Пустовойтенко о своих планах, Баташов заметил в глазах своего нового начальника нетерпение и скуку.