Сестра действительно принесла завтрак, однако он оказался далеко не таким шикарным, как рассчитывал Глеб — вареные яйца, овсяные хлопья с молоком и чай.
- Доктор Гутенберг определил вам диету с ограничением сахара, — извиняющимся тоном сообщила Галя. — Никита Иосифович, вы можете позавтракать в кафетерии в холле больницы.
- Успею, — отмахнулся Ник.
Сейчас бы новый скандал не разгорелся. Ограничить Глеба в сладком — это самое страшное преступление, которое только можно совершить в его отношении. Тем более сейчас, когда он и так на нервах. Дома он всегда заедал стресс пирожными и шоколадом.
Но скандалить Глеб не стал. Просто отодвинул от себя поднос:
- Забирайте, я не хочу есть.
- Но ты же только что говорил, что…
- Я сказал, я не голоден, — рявкнул Глеб.
Ник поспешил забрать поднос, пока он не улетел на пол, и поставил на стол.
- Может, позже захочет.
- За восемь часов до операции есть нельзя, — сообщила Галина. — Так что если назначат на сегодня, больше возможности поесть не будет.
Глеб отвернулся к стенке, давая понять, что обсуждать это не собирается.
Проводить разъяснительную работу Ник не стал, да и не успел бы — вскоре пришел доктор Гутенберг.
- Доброе утро! Как наши дела? — преувеличенно бодро начал он, входя в палату. — Здравствуй, Никита. Глеб Васильевич!
Глебу пришлось развернуться и сесть.
- Так, вижу, вы не в настроении. Ну, я бы тоже не радовался, если бы у меня от диска одни слезы остались. Да, я получил результаты вашего МРТ. Ничего хорошего, я вам скажу. Диск разрушен почти полностью, нервные окончания зажаты его остатками. Так что будем оперировать, поставим вам протез, и завтра вы уже пойдете гулять к морю с хорошим настроением.
- Мда? Почему я сомневаюсь?
- Не знаю, почему вы сомневаетесь. Я вот уверен, что все будет хорошо. Расстегните куртку, я вас послушаю.
Глеб нехотя разделся, дал себя послушать и простукать.
- Легкие чистые, дышите вы замечательно.
- Я вроде как певец, был, — проворчал Немов.
- Почему в прошедшем времени? Недельку побудете у нас, еще недельку отдохнете дома, и можете идти на сцену. Так, сейчас вам снимут кардиограмму, потом придет анастезиолог на консультацию. Все остальное вам расскажет сестра Хейфец, а мне пора, у меня еще днем операция, кстати, один очень известный спортсмен. У нас прямо нашествие знаменитостей.
Ник уже приготовился отвлекать и развлекать любимого, чтобы не дать ему сейчас скатиться в депрессию, хотя у самого на душе кошки скребли. Но скучать Глебу не дали. Сначала пришел кардиолог делать ЭКГ, которое оказалось вполне нормальным. Потом появился анастезиолог Андрей Владимирович, очень обаятельный молодой человек, судя по внешности, ровесник Ника. Он долго расспрашивал Глеба, нет ли у него на что-нибудь аллергии, случались ли в его жизни наркозы и тому подобное. Глеб отвечал односложно и все отрицал, как партизан на допросе.
Пользуясь тем, что любимый занят и под присмотром, Ник сбегал на первый этаж, глотнуть кофе и позвонить отцу. Очень хотелось взять для Глеба что-нибудь вкусное, но здравый смысл одержал победу над желаниями.
- Пап, у нас проблемы, — с ходу сообщил Ник, едва отец взял трубку. — Гутенберг настаивает на операции.
- Раз настаивает, значит, так надо, — голос у Иосифа Нахимовича оставался абсолютно бесстрастным. — Что Глеб?
- Сживает со свету всех, кого видит. Это для него обычное поведение в стрессовой ситуации.
- Да, я в курсе. А ты когда успел его так хорошо изучить?
- Ну мы же работаем вместе, — выкрутился Ник, мысленно ругая себя за излишнюю болтливость.
- Во сколько операция?
- В пять.
- Удобнее времени не нашлось? Почему не с утра?
- Я не знаю, так назначили. Пока анализы, потом у Гутенберга еще какой-то спортсмен на сегодня. А что, имеет значение? – насторожился Ник.
- Да как тебе сказать. В ночь получается, — протянул Иосиф Нахимович. – От наркоза до утра отходить будет, готовься сегодня не спать. Ладно, я к пяти подъеду.
- Спасибо, пап.
Ник отложил телефон, расплатился за кофе и вышел на улицу покурить. Никогда он не напрягал родителя, всегда решал свои проблемы сам, даже вляпываясь серьезно, как тогда с наркотиками. А теперь вот рад, как ребенок, что отец приедет. И пусть от него ничего не зависит, но хоть просто не сидеть одному в четырех стенах, пока Глеба будут оперировать.
Нет, об этом даже думать невозможно. Вот как сейчас возвращаться к нему, мило улыбаться и делать вид, что все в порядке, когда выть хочется? А лучше бы напиться, в хлам, отключиться и проснуться, когда все будет хорошо.
Так, Никита Иосифович, мать твою. Быстро собрался, позвонил Ирме и вернулся к любимому, излучать спокойствие и уверенность. Психотерапевт ты или кто? Черт, ведь говорили им в институте — своих лечить нельзя. Категорически нельзя, ни тело, ни душу. Гутенбергу вон хорошо, для него это просто рядовая операция, рабочий момент, ежедневная реальность.