Наперекор всему (СИ)

Ник толкнул каталку в направлении двери. Санитар понял все правильно, через несколько секунд вместе с Глебом скрылся в оперблоке. А Ник сполз по стене. Все, теперь можно не держать лицо. Он уткнулся головой в колени. Господи, как же тошно. Что там сейчас происходит за этими дверьми? Наверное, Глеба перекладывают на стол, подключают к мониторам. Операция будет проходить под эндотрахиальным наркозом, в горло вставят трубку, через которую он будет дышать, но это уже после вводного укола усыпляющего. Главное, чтобы ничего не сказали страшного или больно не сделали, пока не заснет. Ник волновался еще и за душевное здоровье Глеба. С его впечатлительностью хватит какого-нибудь циничного замечания, чтобы потом впасть в депрессию. А врачи циники, особенно хирурги.

- У нас нельзя сидеть на полу. И вообще возле оперблока вам нечего делать, — к Нику подошел тот самый санитар, видимо, его обязанности ограничивались доставкой. — Пойдемте, я провожу вас в послеоперационную палату, туда привезут вашего друга, когда все закончится.

- Как он там? — накинулся на парня Ник.

- Как все, — пожал плечами санитар. — Спит.

Ну конечно, ему все равно, для него это просто очередной пациент, которого надо доставить из одной точки в другую, ничего личного.

В палату Ник не пошел. Что ему там делать? Послеоперационная палата не предполагала диванов для размещения родственников, да и зачем? Сюда привозят пациентов на несколько часов, пока не проснутся и в себя не придут. Родственники могут и на стуле посидеть. Но ни сидеть, ни лежать в одиночестве Ник сейчас не мог, поэтому устроился на банкетке в коридоре. Здесь хоть люди иногда ходят, вон сестра с подносом побежала, кому-то ужин несет. Вон старичок, держась за стенку, от окна до окна гуляет. Благообразный такой старичок, полный чувства собственного достоинства. Это достоинство, спокойная уверенность отличает стариков всего цивилизованного мира от российских пенсионеров. Наши, к сожалению, либо забиты и молчаливы, либо агрессивны. Для них старость — это постоянный страх потерять здоровье, достаток, внимание близких. И никак не время для наслаждения жизнью и заслуженным покоем. Грустно это все. А ведь еще месяц, и Глеб официально будет считаться пенсионером. Бред какой.

Глеб. Мысли опять вернулись к любимому. Как он там?

- Ну что у нас здесь?

Ник поднял голову. Перед ним стоял отец. Немного уставший, видимо, у него был трудный день. В руках доктор Тайлевич держал два бумажных стаканчика кофе из автомата. Один из них он протянул Нику:

- Черный, без сахара. Угадал?

- В точку. Спасибо, бать.

Отец сел рядом, отхлебнул из своего стакана.

- Вкусы у нас с тобой одинаковые, по крайней мере, в части напитков. День был жуткий. Две морды и один зад.

- Чего?

- Двум дамочкам фейс сделал на десяток лет моложе, одной филейную часть поправил. Нет, три операции в день — уже тяжело. Старею, наверное.

- Бать, а можно не так цинично? — не выдержал Ник.

- В смысле?

- Это у вас, хирургов, ведь профессиональное, да? Морда, задница! Твои пациентки, наверное, считают, что у лих лица и попы. И переживают, и родные их переживают. А вы шуточки отпускаете, стоя у стола.

- Никитос, ты чего? — опешил отец. — Что я такого сказал, вообще? Если хочешь знать, я никогда не обсуждаю клиентку, когда она у меня на столе. Разные бывают ситуации, знаешь ли, разная переносимость наркоза. В одном из ста случаев бывает, что человек ничего не чувствует, но все слышит. Была уже парочка скандальных судов как раз с пластическими хирургами, позволявшими себе лишнее в операционной. Я работаю молча. Ты чего так взъелся?

- Ничего, прости, бать. Просто Глеб там, я вообще уже себя не контролирую. Как он, что? Никто же ничего не говорит.

- А чего говорить? Спит он себе, летает в неземных далях, видит шарики или звездочки, и все у него хорошо. А ты сидишь и себя накручиваешь, как будто ты его жена. Кстати, а где Ирма?

- В Москве, у нее штамп о посещении Эмиратов в паспорте.

- Удобно устроилась!

- Пап, она нормальная, и Глеба любит. Так получилось.

- Ну расскажи мне, расскажи! — доктор Тайлевич сделал преувеличенно заинтересованное лицо. — А то я с Немовыми первый день знаком! Я вообще не понимаю, что происходит. Я звонил сегодня Ромке, рассказал про Глеба. Он меня молча выслушал, поблагодарил за информацию и все! Как будто про чужого человека рассказал. Ирма в Москве. Что за проблема разрешение на въезд получить? Попросила бы Кароля, он бы позвонил куда надо и все устроил. Нет таких проблем, которые Илья не смог бы решить. Зато здесь мой сын, который переживает за одного старого самовлюбленного засранца больше, чем за родного отца.

Ник поднял голову.

- Пап, ты что говоришь? С тобой вроде бы все в порядке. Ты по поводу вчерашнего? Ну не мог я Глеба бросить. Он как ребенок, понимаешь? Ему здесь плохо, страшно.

- Ему шестьдесят лет! Какой ребенок?