Его лицо стало задумчивым.
— Да. Удиви меня. Так, как никогда не удивлял.
— Развод, значит, не удивил? — мрачно спросил он.
— Нет, ты же сам говорил мне, что они не запрещены. Женат ты или разведен — дело десятое. Наша история не об этом.
Он отпустил меня и сощурился, глядя куда-то внутрь себя.
Словно и правда искал выход.
А потом резко поднялся и пошел на кухню. Я подорвалась с постели, одергивая футболку и поспешила за ним.
Он выдвигал один ящик за другим, что-то ища, а потом повернулся ко мне с ножом в руке.
Засучил рукав водолазки, просунул нож под фенечки и с силой дернул вверх.
Бусины брызнули во все стороны — запрыгали тяжелые камни, разлетелся по полу разноцветный бисер, опали лохмотья ниток.
Щелкнули замки браслетов, и кожаные ремешки тоже соскользнули с запястья, открывая шрамы на коже.
— И… что это значит?.. — спросила, ловя губами воздух и не в силах сдвинуться с места.
— Сама придумай, — сказал он спокойно, откладывая нож. — Ты же у нас писательница. Как это вписывается в твою историю?
/fin
— Ты ужасен. Ты чудовище. Ты… — я всхлипнула, отгоняя призрак страха, который накрыл меня, когда я увидела его с ножом в руке.
Зачем-то присела на корточки, собирая бусины с пола трясущимися руками.
— Продолжай, детка, — ухмыльнулся Роман, поднимая меня обратно и перетаскивая на кухонный диван. Расположился на нем с комфортом, а меня усадил к себе на колени.
— Невыносимый, мерзкий… — я прятала лицо у него на груди, тайком вдыхая его запах.
— Наконец-то ты меня оценила по достоинству, — продолжал глумиться он, не забывая целовать меня время от времени в промежутках между моими попытками спрятаться от него — в нем же.
Постепенно поцелуи становились все дольше. Все глубже. Все горячее.
Роман закинул мои руки себе на шею, а сам уже хозяйничал под футболкой.
Грудь ныла от его легких прикосновений, хотела большего.
Шершавая подушечка большого пальца дразнила то один сосок, то другой. Я выдыхала и всхлипывала ему в губы — уже не от страха, от совсем других чувств.
— Предлагаю срочно потрахаться, — сообщил он мне на ухо, пока его пальцы, оставив игры с сосками, деловито расстегивали мои джинсы. — Пока я еще формально женат. Ты же хотела быть роковой женщиной? Представляешь, как роскошно — я тебя трахаю, и тут меня разводят. Уникально.
Я бы с удовольствием возразила что-нибудь на это безумное предложение. Долбанутый концепт, который мог придумать только он. Но…
Нет, никакого отношения к тому, что я не возражала, его ладонь, нырнувшая в расстегнутые джинсы, не имела. Совсем.
Просто меня тряхнуло от первого прикосновения между ног — так ярко и остро, словно это уже и был оргазм. Такое ощущение, что мое тело и не чаяло, что его еще когда-нибудь коснется мужчина.
Коснется он…
И теперь изумлялось этим нагло-ласковым прикосновениям так сильно, что я и сама не подозревала, насколько умею быть чувствительной.
— Если я с тобой свяжусь, мой психотерапевт меня проклянет… — пробормотала я, помогая Роману стаскивать с меня джинсы.
— Жалко человека, — кивнул он, в одно движение снимая водолазку, и я с мучительным голодным стоном прижалась грудью к горячей коже.
Со мной и вправду творилось что-то странное.
Не то, что в наш первый раз, когда я пробуждалась после долгого воздержания. Что-то иное.
Я давно привыкла, что всякие интересные штуки, которые возбуждали меня в далекой юности, вроде кончика языка, скользящего по изгибам ушной раковины или пальцев, перебирающих позвонки сверху донизу, давно выключились, не работают.
Это нормально — меняться с возрастом. Даже если эти перемены сокращают диапазон удовольствий.
Но сейчас он словно включал эти забытые ощущения заново. Пока не на полную громкость, но…
Может быть, дело было просто в том, что он — единственное, что у меня осталось — от меня самой.
Он мог бы делать все, что захочет — мне бы все равно это нравилось.
Потому что — он.
Потому что он был последним, кто помнил меня — мной.
Медленно опускаясь на него сверху, глядя в глаза и начиная дрожать, когда его член не погрузился еще даже наполовину, я поймала шальную мысль, что надо бы попробовать что-нибудь такое, что мне не нравилось в сексе никогда вообще. Просто проверить свою теорию.
Испугалась этой мысли — а вдруг правда?
— Алиса… — Роман качнул меня на себе, одним движением входя до упора, так что внутри все сладко заныло. — Вернись ко мне.
Это он про сейчас или… вообще?..
Я не поняла.
Но вернулась.
Вцепилась пальцами в его плечи, с наслаждением вонзаясь в золотистую кожу ногтями — оставить метки на пока еще женатом красавчике!
Сжала бедрами его бедра, качнулась вперед, целуя его в губы, качнулась назад, подставляя этим губам свою грудь. Запрокинула голову, ловя головокружительную радость от его близости.
Здесь, у меня, на кухне, где еще недавно было так холодно и страшно.
А потом все мысли смазались, сбиваясь в единый ком сахарной ваты, розово-белой, сладкой, искристой и мягкой.
Смогу ли я еще когда-нибудь писать книги?
Я ахнула, приподнимаясь и насаживаясь обратно.
Найду ли себя и свой смысл снова?