И я совсем не понимаю, как нужно поступить, чтобы было правильно.
Я потеряла все. И его тоже. И себя тоже.
Но вот он рядом — и кажется, будто он пришел, чтобы вернуть мне меня. Потому что больше нигде в мире меня не осталось — только здесь, вплотную к нему, губы к губам, дышать им. Дышать рядом с ним.
Я проиграла по всем фронтам. Он разрушил меня до основания, уничтожил полностью. А теперь принес маленький сохранившийся кусочек, чтобы подразнить. Смотри, что у меня есть! Больше нигде такого не найдешь — во всем мире.
Куда я теперь денусь…
Роман оторвался от моих губ, судорожно выдохнул и прислонился лбом ко лбу, закрыв глаза. Ему приходилось наклоняться, а я — я давно уже стояла на цыпочках, и напряженные мышцы звенели в унисон с тонкой натянутой струной внутри.
— Ты причинила мне столько боли, Алиса… — проговорил он так тихо, что кажется — шевелились только губы, а слова я слышала… ну, наверное, сердцем.
— Я?! — отшатнулась и уставилась в эти наглющие глаза.
— Ты.
— А ты мне?! — возмутилась я, готова пойти и продемонстрировать ему выписку из клиники и заодно выставить счет на все лекарства, которые мне велели купить.
Но он сгреб меня обратно и медленно скользнул губами по пересохшим губам, заставляя вздрогнуть от пронзительной нежности этой ласки. От ее тонкости и точности, сложных оттенков, в которых не сразу и разберешься.
— Такой у нас задорный БДСМ. Я причиняю боль тебе, ты мне… — прошептал Роман с горьким смешком. Но поцелуй — поцелуй был сладким. Медленным.
…как будто прощальным.
Прощальным.
/2
Не было никакого чуда. Его просто не могло случиться. Чудеса бывают только в романах для девочек, которые все еще верят, что однажды с ними случится та самая любовь, которую им обещали в детских сказках про принцесс.
А значит — только прощание.
С ним — и с той частичкой меня, что навсегда останется у него. Единственной выжившей после того шторма, в который меня занесло в конце лета.
Я целовала его без того отчаяния, что наполняло меня в ночь перед его свадьбой. Оно давно перегорело.
Просто прощалась. На этот раз с собой.
Но Роман всегда умел меня удивить.
— Знаешь, — сказал он, отклоняясь и наматывая прядь моих волос на палец. — Я тогда ошибся. Я не могу без тебя.
Голос был беспечным и легким, словно он сообщал мне какую-нибудь ерунду. Например, что завтра пойдет снег и ему надо сбегать переставить машину, чтобы дворники не завалили ее сугробами.
— Ты это прямо сейчас понял?
— Нет, не сейчас. Давно.
В зеленых бессовестных глазах не было ни тени вины или стыда.
Чего я еще от него ждала?
— Что ж ты не сказал?..
— И что бы ты ответила? — с искренним интересом спросил Роман.
Я пожала плечами.
Если бы он вломился в клинику…
— Послала бы на хуй.
— Ну вот. Сэкономил тебе нервы и силы, — удовлетворенно сказал он, дернув меня за прядь.
Голову вдруг повело. Я покачнулась, но он поймал меня и прижал к себе крепче.
— Когда ты утром ушла из отеля, знаешь, что мне Монстр сказал? — шепнул Роман мне на ухо, и я вздрогнула от волны мурашек, разбежавшихся от его горячего дыхания.
— Что? — спросила, вспоминая, как прощалась в холле гостиницы, не поднимая глаз, но там были и Пудинг, и Монстр, и еще какие-то люди — еще не протрезвевшие с ночи. Мне казалось, они не обратили на нас внимания. Роман проводил меня до дверей и только там я отпустила его руку.
— Что влюбляться имеет смысл только в такую женщину. И что, кажется, он рад, что я женюсь и не буду больше на тебя претендовать.
— А ты что?
— Дал ему в морду, — вздохнул Роман.
— А он?
— Дал мне в морду.
— А охранники его?
— Сделали вид, что ничего не происходит.
Я тихо хихикнула и — язык мой, враг мой! — ляпнула:
— Ты так с разбитой мордой и пошел на свадьбу? Покажи фотку!
Запнулась, глотнула воздух, как рыба. Я так и не видела его жену. Даже не пыталась гуглить. Готова ли увидеть сейчас?
Рука Романа, держащая меня за талию, сжалась чуть крепче.
А голос был все тот же:
— А потом он сказал, что найдет тебя и сделает то, что мне не удалось!
— Доведет меня до самоубийства наконец-то? — пробормотала я, благословляя крепкую, еще советскую пропускную систему клиники неврозов. Умели же делать!
И задохнулась от того, как резко он дернул меня к себе, стискивая до треска костей. На этот раз голос был злым:
— Дурочка. Не смей. Ты мне нужна.
Он наклонился и укусил меня за нижнюю губу. Больно, почти до крови. Зло и мстительно. А я укусила его — и даже почувствовала железный привкус на языке.
Вместо поцелуя получилось яростное сражение, где каждый пытался причинить другому как можно больше увечий — мы сталкивались зубами, яростно вцеплялись друг другу в волосы и то, что я не могла его так же крепко стиснуть, как он меня, я компенсировала тем, что забралась под водолазку и оставила на его животе несколько длинных царапин от ногтей.
Пусть как хочет, так с женой и объясняется!
Роман рыкнул, выкрутил мне руки, подхватил и затащив в комнату, уронил на матрас. И стоило попытаться развернуться из неудобной позы — присел рядом и сжал запястья, не давая дернуться.