Сглотнула, почувствовав пульсирующую боль. У меня-то ангин вообще никогда не было. Почему у меня болит
Но Роман ничего не ответил. Ни через пять минут, ни через десять.
Так-то нормально, может, он за рулем. Но почему моя тревога и дурнота вдруг резко усилились? Буквально до паники.
Подождав еще немного, я написала
Но сообщение тоже осталось непрочитанным.
Так. Так. Так.
Я плюнула на свои заморочки и нажала на вызов.
Спустя полтора десятка гудков он сбросился, даже не переключившись на голосовую почту.
Я включила горячую воду в ванной и минут пять сидела, согревая ледяные пальцы под обжигающей струей. Они уже покраснели, а я толком так и не почувствовала тепла.
Телефон звякнул пришедшим сообщением, и я чуть не выронила его на кафельный пол, пока выуживала из кармана мокрыми руками.
Вместо того, чтобы как нормальная вежливая девочка, кивнуть и подождать, я написала:
Он же домой собирался. Что вдруг случилось?
Как ни странно, он ответил:
Но это сообщение он уже не прочитал.
Я вернулась в комнату, переоделась, открыла ноут, но писать, разумеется, не могла. Пролистала комментарии, полазила по форумам и снова посмотрела на телефон.
Прошло уже пять минут, а сообщение все еще висело непрочитанным.
И еще через две минуты тоже.
И через три — я хотела выдержать пять, но сломалась и посмотрела на экран раньше.
Боль в горле душила все сильнее. Пришлось пойти поставить чайник и даже порыться в аптечке в поисках леденцов от кашля.
Но когда тщательно перебрав все свои лекарства и засунув за щеку лимонный «Стрепсилс», я вернулась к ноутбуку, сообщение все так же висело не просмотренным.
От тревоги, боли и обиды я вдруг расплакалась. Отчаянно, горько, будто случилась какая-то беда.
Ему что — сложно взгляд бросить?
Он что — не понимает?!
Я замерла.
Не понимает... что?
Не понимает, что я чувствую?
А
ЧТО я чувствую?Сердце гулко ударилось о ребра и ледяным комком рухнуло в живот.
Я вспомнила, что это — все признаки налицо.
Чувствовать эмоции человека на расстоянии.
Зеркалить его физическое состояние, даже не зная о нем.
Переживать то же, что переживает он.
Привязываться до истерики, до полного слияния, когда больше ни о чем не можешь думать и ничего не можешь делать, пока не выяснишь, что с ним происходит.
Все это было слишком знакомо.
Я влюбилась. Мне пиздец.
/4
«Ты слишком эмоциональная» — сказал мне как-то бывший муж.
Его вообще бесило, когда я проявляла какие-то человеческие чувства. Гнев мне был не положен, потому что я девочка, грусть, потому что это непродуктивно, слезы он, как большинство мужчин, не выносил, радость не за него раздражала — и любое другое чувство интенсивностью выше слабой улыбки и мягкого голоса считалось неприличным.
«Если бы ты так не дергалась, ты бы уже многого достигла», — сказал мне как-то бывший муж.
Не уверена, что не дергаться помогло бы.
Но сейчас я смотрела на мечущуюся по квартире истеричку его глазами. Я слишком эмоциональная. Совершенно нет повода грызть ногти, рыдать, швыряться вещами, писать длинные сообщения и потом стирать, пытаться влезть в джинсы и падать на кровать, потому что меня трясет до такой степени, что я не попадаю ногой в штанину.
Я слишком эмоциональная.
Подумаешь, влюбилась.
Ничего страшного, бывает. От этого не умирают.
И даже от безумной, выжирающей нутро ревности — не умирают.
Это просто усиленное в несколько десятков раз чувство, которое испытывает ребенок, когда кто-то берет его игрушку. Ребенку просто надо привыкнуть и научиться реагировать как взрослый.
Подумать о том, что другой человек — не вещь. Что Роман мне не принадлежит. Что если он захочет вернуться к Диане, я ничего не смогу сделать. И плакать по этому поводу совершенно бессмысленно.
Но как, как, как же я попалась, а?..
Я окунула лицо в ладони, так и застыв на полпути очередной попытки надеть джинсы. Сидела на краю кухонного дивана, как в детстве, когда с утра никак не можешь натянуть колготки, чтобы пойти в детский сад. Сидела и плакала.
Просто подошла спросить про машину. Набралась смелости в кои-то веки.
Потом повелась на идею писать роман о настоящем миллионере.
Любопытство — самый страшный мой порок.
Потом он оказался не похож ни на кого из моих знакомых. Будто другого вида, с другой планеты. Вот тут надо было понять — мы тут все белковые формы жизни, с чего ему быть кремниевой?
А потом… мне слишком понравилось то, что я узнала в нем.
Все-таки он зацепил меня. За любопытство.
И чем-то еще.
Тем, что при всей непохожести — он был почти как я.
Словно где-то глубоко внутри мы были созданы по одному проекту.