Тот прочел, вопросительно взглянул на товарищей, те дружно кивнули. Телеграфист встал, подошел к ящикам, выдвинул нужный и, быстро перебирая пальцами, нашел нужный лист.
– Почерк Капы? – спросил у Яблочкова Крутилин, получив заполненный от руки бланк.
– Нет. Скорее, Костика, – сказал чиновник.
– Отправителя не запомнили? – на всякий случай Крутилин показал телеграфисту фотопортреты Гневышевых, Капы и Костика.
Тот пожал плечами:
– У нас сотня клиентов каждый день. Как прикажете их запоминать?
Кондуктора восьмого вагона Ухналева будить пришлось долго:
– Три ночи не спал, – объяснил он, стараясь не дышать на полицейских густым перегаром.
– Девушку эту помнишь? – Крутилин сунул ему в руки портрет Капы.
– Нет. А должен?
– Села в понедельник в твой вагон…
– Не было такой! Точно не было. Ее бы запомнил. У меня ведь в третьем классе «чистой» публики, считай, не бывает. А этаких красавиц и подавно. Они в первом классе ездют с гусарами в обнимку.
– Зачем Костик отправил телеграмму? – спросил Яблочков.
– Уверен, что почерк его?
– Сложно сказать. Всего несколько цифр и букв…
– Значит, не Костик ее послал, а Злодей. Чтобы пустить нас по ложному следу.
– Но это глупо. Мы за несколько часов выяснили правду…
– Потому что я не поддался на уловку. Ты-то в Москву чуть не отправился. Учись, пока я живой!
Глава пятая
4 июня 1871 года, пятница
У морга Губернского правления было многолюдно – попрощаться с Капой и Костей Гневышевыми пришли все их одноклассники, многие с родителями. Из родственников присутствовала лишь тетка Анны Сергеевны, сгорбленная старуха в старомодном черном платье, прибывшая вчера из Воронежа. Она и возглавила траурную процессию из трех катафалков.
Арсений Иванович хотел было по дороге на Смоленское кладбище опросить гимназистов и гимназисток, вдруг кто из них знает высокого бритого молодого человека в темно-синих совиных очках, но Крутилин строго-настрого ему запретил:
– Не время и не место. Нанесешь им визиты завтра. Не мешай горю.