Наполеон

Директории, собственно, более не существовало. Верные Наполеону генералы получили приказ занять все стратегически важные пункты столицы, а в Сен-Клу потянулись экипажи членов Советов. Далеко не все хорошо понимали, что происходит и с чем борются они вместе с Наполеоном Бонапартом. Отрезвление пришло уже в предместье. События в Сен-Клу развивались совсем не так, как рассчитывали заговорщики. Наполеону было нужно, чтобы при его приходе к власти была соблюдена видимость законности. Он, вероятно, не до конца был уверен в своем авторитете в обществе и среди традиционно республикански настроенных солдат. Для этого и была устроена комедия в Сен-Клу. По планам организаторов переворота Советы должны были поручить формирование новой Конституции Наполеону и самораспуститься. Но все вышло не так просто. В Совете пятисот около двухсот мест принадлежало бывшим якобинцам. Они к середине дня 19 брюмера (10 ноября) уже полностью отдавали себе отчет в том, что имеют дело с диктатором, а не борцом за права и свободы. В этом Совете началось поименное принесение присяги Конституции III года. Это было явное выражение протеста против действий корсиканца. Даже Совет старейшин колебался и не принимал необходимого решения.

Наполеон, устав ждать, решил лично повлиять на ход событий и поднялся в зал заседаний Совета старейшин. Однако оказалось, что и этот человек действия, умевший кратко и точно формулировать свою мысль и, безусловно, не лишенный отваги, может дать слабину. Речь его была путаной, он говорил о республике, оправдывался, утверждал, что он не Кромвель и не Цезарь, грозил неизвестно кому. В конце концов его прервали. Старейшины требовали более точных сведений об участниках вымышленного заговора. Тогда Бонапарт в сопровождении десятка солдат направился в Совет пятисот, но там ситуация для него сложилась еще хуже. Едва Наполеон переступил порог, его встретили гневные выкрики: «Вне закона его!», «Долой диктатора!» Кто-то ударил генерала, кто-то схватил за горло. Бонапарт был бледен, ничего не отвечал и, похоже, находился на грани обморока. Лишь решительные действия солдат помогли ему выбраться из зала.

В те минуты переворот находился на грани срыва. Наполеон некоторое время пребывал в непонятном оцепенении, не мог ни на что решиться. Многие из ожидавших в комнатах дворца «друзей» генерала потянулись на выход, считая, что дело проиграно. Но все же Бонапарт и его ближайшие соратники – в первую очередь Мюрат, спасли положение. Придя в себя, Наполеон вскочил на коня и стал объезжать стоящие во дворе полки, крича, что «ему и Республике угрожали кинжалом». Люсьен Бонапарт обратился к окружившим здание солдатам с просьбой спасти Совет от «кучки бешеных». Под звуки барабанной дроби в зал вбежали гренадеры во главе с Мюратом и Леклерком. «Вышвырните всю эту свору вон!» – такими были слова Мюрата, которые можно поставить в один ряд со знаменитым «Караул устал!» матроса Железняка. Гренадеры за пять минут полностью очистили помещение.

Нескольких перепуганных депутатов поймали и приказали вотировать необходимые решения, согласно которым создавалась специальная консульская комиссия в составе Сиейеса, Роже-Дюко и Бонапарта, которой поручалась подготовка конституционных законов. В это время люди Фуше расклеивали в Париже афиши о том, что на Бонапарта, разоблачившего контрреволюционный заговор в Совете пятисот, было совершено покушение, но «гений Республики спас генерала»…

Укрепление консульского режима. Вторая итальянская кампания

В первые дни после событий, которые вошли в историю как «Переворот 18 брюмера», первенство Наполеона среди трех консулов еще не было так очевидно для французов. Многим казалось, что Бонапарт займет подобающее ему место ответственного за военную политику. Генерал и сам, казалось, своими действиями подтверждал это мнение. Несмотря на свое звание, он сменил военный мундир на скромный сюртук, появлялся на людях только в обществе своих коллег, держался подчеркнуто скромно. Новую конституцию разрабатывал имевший славу знатока-законоведа Сиейес. Последний же надеялся, что будет играть ведущую роль в государственной политике, и в соответствии с этим строил на бумаге новую систему управления, основанную на не просто разделении, а своеобразном рассеивании законодательной и исполнительной власти между самыми различными учреждениями и лицами. Ведущую роль в этой замысловатой системе должен был играть некий «великий электор», который должен был проживать в Версале, получать пять миллионов франков в год и управлять страной посредством двух консулов – консула мира и консула войны. Нетрудно было догадаться, что для себя Сиейес готовил теплое местечко электора, а Наполеон должен был стать консулом войны.