Наполеон

Но вот в последнюю минуту опять усомнился. Знает, что сдать Париж – значит ответить на русский 12-й год – французским, на самосожжение Москвы – самосожжением Парижа; уйти в глубь Франции, чтобы всю ее поднять на врага, в войне-революции; если его, Наполеона, победила восставшая Испания, Франции ли не победить Блюхера? Нужно только не шутя вернуться к 93-му году, скинув с себя императорский пурпур, убить Наполеона, воскресить Бонапарта, «Робеспьера на коне», сказать: «Я – Революция», так, чтобы весь мир потрясся в своих основаниях.

Может ли он это сделать? Может. Хочет ли? Стоит ли хотеть? Лейпцигских предместий пожалел, не сжег; сожжет ли Францию – мир? Или скажет о Революции, как сказал о войне: «Никогда еще не казалась она мне такою мерзостью»?

Вечером, на следующий день, 28-го, получил шифрованную депешу от главного директора почт, Лавалетта: «Если император хочет помешать сдаче Парижа, то присутствие его здесь необходимо; нельзя терять ни минуты».

На следующий день Наполеон с армией идет на Париж. Но ее движение слишком медленно, 30-го, сдав команду начальнику штаба Бертье, с приказом вести войска на Фонтенбло, скачет один, без конвоя, на почтовых, сломя голову, как некогда скакал с Березины.

По дороге страшные вести следуют одна за другою: неприятель подходит к Парижу; императрица с наследником выехала на Луару; бой идет под Парижем.

Ночью император остановился, чтобы переменить лошадей, на почтовой станции под самым Парижем. В темноте по дороге слышится топот копыт. «Стой!» – кричит император. Генерал Бельяр, командир конного отряда, узнав знакомый голос, соскакивает с лошади. Наполеон уводит его одного по дороге, осыпает вопросами и узнает, что бой под Парижем проигран; главнокомандующий, король Жозеф, бежал, и войска, по условию, должны эвакуировать город.

– В Париж! В Париж! Велите подавать карету!

– Поздно, ваше величество, капитуляция, должно быть, уже подписана…

Но император ничего не слушает: хочет ехать в Париж, ударить в набат, осветить город огнями, вооружить всех поголовно, драться на улицах, сжечь, если нужно, Париж, как русские сожгли Москву.

Не дожидаясь кареты, быстро шагает по дороге в Париж, как будто хочет войти в него один, безоружный.

Белые звезды мигают на небе, красные огни – на земле. Что это? Прусский бивуак на левом берегу Сены, у самых стен города.

Император останавливается и тихим шагом, понурив голову, идет назад. Поздно или не поздно? Может быть, капитуляция еще не подписана?

Вернувшись на станцию, посылает Коленкура в Париж, с полномочиями вести переговоры о мире.

Ночь проводит, как в Сен-Дизье, над военными картами. Чуть свет – курьер: капитуляция подписана, и в это самое утро союзники вступают в Париж.

Не оборонил его и не сдал, сам сдался Року.

Тою же дорогою едет обратно в Фонтенбло и останавливается в нижнем этаже замка, в маленьких покоях вдоль галереи Франциска I.

Ждет концентрации войск, чтобы дать бой под Парижем. У него 60 тысяч штыков – 160 с ним, «Стотысячным». Может быть, он все еще и здесь, как под Лейпцигом, «самый могущественный монарх в Европе, и дела его могут поправиться».

Первого апреля узнает о триумфальном входе союзников в Париж. Третьего Коленкур привозит ему отказ Александра на предложение мира.

В тот же день, после смотра двух дивизий Молодой и Старой Гвардии, на дворе Белого Коня в Фонтенбло, император говорит войскам:

– Неприятель, опередив нас на три марша, вошел в Париж. Я предложил императору Александру мир ценою великих жертв – всех наших побед после Революции… Он отказался… Я дам еще бой под Парижем. Готовы ли вы?

– Виват император! На Париж! На Париж! Умрем на его развалинах! – ответили войска громовым криком.

– Отречение, остается только отречение! – проговорил в кучке маршалов Ней в двух шагах от императора. Тот не слышал или сделал вид, что не слышит. Вернулся в свои покои. Маршалы – за ним; Ней – впереди. Сзади подталкивают его и ободряют шепотом: он должен говорить за всех.

– Ваше величество имеет вести из Парижа?

– Нет, какие?

– Прескверные: Сенат объявил вас низложенным и разрешил народ и войска от присяги.

– Это не имел право делать Сенат; это мог сделать только народ, – возражает император спокойно. – А союзников я раздавлю под Парижем.

– Положение у нас отчаянное, – продолжает Ней. – Жаль, что мир не заключен раньше, а теперь остается только отречение.

Входит маршал Макдональд и присоединяется к общему хору:

– Армия не хочет подвергать Париж участи Москвы… Мы решили с этим покончить. Довольно с нас этой несчастной войны; мы не желаем начинать войны гражданской… Что до меня, я объявляю вашему величеству, что шпага моя никогда не обагрится французской кровью!

– Вы, господа, решили одно, а я – другое: я дам бой под Парижем…

– Армия не пойдет в Париж! – возвышает голос Ней.

– Армия послушается меня! – возвышает голос император.

– Ваше величество, армия слушается своих генералов!