Наполеон

   — Господи, какая чушь, Бонапарт! Он всего лишь лейтенант штаба генерала Леклерка, как я тебе сказала. Но он действительно очень мил. Дорога без него была бы смертельно скучной. Нам повезло, что он отправился с нами. Он такой остроумный, такой весёлый — каждое слово превращает в каламбур. И танцует великолепно. Почти все твои офицеры, которых я видела в Милане, такие грубые, такие невоспитанные. Я действительно не знаю, что бы делала без Ипполита Шарля. Даже если я испытывала глубокую печаль, он мог заставить меня рассмеяться. Разве ты хотел бы, чтобы я плакала, Бонапарт?

Она была обворожительна, когда говорила с такой восхитительной фривольностью... Что это на него нашло? Ревновать было нелепо. Она флиртовала с любым, кто оказывался рядом. Она всегда была такой. Но эти увлечения не представляли никакой опасности. Он мог поклясться в этом. Иначе и быть не могло. Он знал, что Жозефина любит его. А что касается этого щёголя в форме (он поговорит о нём с Леклерком), то было глупо предполагать, что Жозефина может предпочесть этого лейтенантишку ему, покорителю Италии. Он прогнал эту дурацкую мысль.

Сбивчиво, но с очарованием и лёгкостью, которыми он так восхищался, Жозефина продолжала рассказывать о впечатлении, которое она произвела на миланское общество, особенно на женщин. Она уже устроила приём во дворце Сербеллони, и эти аристократы валили толпами. Он улыбался, слушая жену. Да, это как раз по её части. Тут Жозефина могла бы стать полезной ему, как никто другой. Сама из аристократок «старого режима», она знала, как с ними обращаться, как снискать их дружбу, расположение, любовь, как войти в этот высший свет, который ему было важно завоевать. Он был признателен Жозефине за то общественное положение, которое она с такой лёгкостью приобрела здесь, словно оно принадлежало ей по праву. Надо устроить ещё несколько приёмов. Он сделает палаццо Сербеллони центром миланского общества, королевским двором, где она станет королевой.

Он поделился с женой своими планами.

   — Мы только начали, моя обожаемая Жозефина, — сказал он. — Сама увидишь. Австрийцы посылают сюда новую армию под командованием Вурмзера. Я разобью его, как разбил Болье. И тогда я стану хозяином всей Италии. Навязав свою волю герцогствам, я уже стал хозяином Ломбардии; я вынудил Неаполь и Папу купить у меня временное перемирие. Я держу в руках все пьемонтские крепости. Пьемонт снабжает мою армию и обеспечивает охрану моих коммуникаций с Францией. Венеция станет моей хоть завтра — стоит мне только пожелать этого. Всё это я сделал за четыре месяца, которые прошли после моего выступления из Савоны. Нет ничего такого, что было бы мне не по плечу! Моя судьба не ведает пределов...

Слушала ли она его? Ей следовало слушать.

   — Как только Австрия будет вынуждена отказаться от своих владений в Италии, я создам две итальянских республики, севернее и южнее реки По. Я стану их протектором, а если эти дураки в Париже начнут мешать мне, то и принцем. Если же они не будут вмешиваться, если прикажут Моро немедленно идти в Германию, о чём я буду умолять их в каждой депеше, то мы с Моро соединимся под стенами Вены и полностью разобьём австрийцев. Без Австрии коалиция против нас тут же рассыплется!

Он начал возбуждённо расхаживать по комнате, не умолкая ни на миг.

   — Но и это только начало! Я не такой, как другие. Я понял это в ходе кампании. Мной руководит гений, меня направляет судьба. Эта судьба ещё не ясна для меня... я Могу только день за днём идти вперёд по предначертанной мне тропе... но я твёрдо знаю, что однажды мне придётся смести прочь эту банду продажных парижских тупиц и дать Франции правительство, достойное великой Страны. Когда-нибудь — не знаю ещё, когда и как — я буду править Францией! Я подниму её до такого величия, которого она доселе никогда не знала. Смахну всех этих жалких политиканов с их интригами, дам ей справедливые законы. Я создам лучшую в мире армию, армию, которой никто не сможет сопротивляться. Я приведу Францию к ослепительной славе; слава, которую я завоевал в Италии, это только рассвет! Я встану в один ряд с Цезарем и Александром! — Когда Жозефина села, он обернулся к ней. — И ты, моя обожаемая жена, поднимешься вместе со мной и станешь моей поддержкой и утешением, когда все короли и принцы Европы восхищённо склонятся перед тобой, когда моя любовь посадит тебя на трон и ты в ослепительном сиянии славы окажешься выше всех женщин в мире!

Нечаянно зевнув, она лениво и очаровательно улыбнулась.

— Какой ты смешной, Бонапарт!..

АЛАН ПАТРИК ГЕРБЕРТ ПУТЬ К ВАТЕРЛОО

Глава 1 МАРИЯ ВАЛЕВСКАЯ

Скольких женщин во всём мире до слёз печалила судьба низвергнутого императора? Со всей достоверностью можно назвать четырёх. Ни одной из них не было дано его утешить. А с той, которая оказалась совсем рядом с ним, он не встретился.