Но императора ещё с момента его остановки в Марчиане тщательнейше охраняли. Поэтому наёмные убийцы были ненамного удачливей шпионов.
Невиннейший визит тунисского корсара навредил, как ни странно, гораздо больше. В этом эпизоде есть, по крайней мере, доля комизма, вплоть до самой его трагической развязки. Вполне вероятно, подобный случай мог быть и не единичным.
24 октября, согласно Кемпбеллу, «небольшой корабль, принадлежащий корсару из Туниса, встал на якорь у гавани и дал салют из пяти пушек, на который ответили с берега. Это государство (Тунис) не объявляло войны против острова Наполеона. Объявляли только алжирцы...».
Все, кто не объявлял Наполеону войну, заносились в списки подозреваемых, поэтому Кемпбелл пристально наблюдал за корсаром.
«1—12 ноября... Покинув гавань, тунисский корсар погнался за несколькими каботажными судами у Пьомбино и перехватил их там. Кажется, нет сомнения в том, что Наполеон наладил дружественные контакты с государством Тунис, а капитана корабля подкупил тем, что предоставил ему право убежища в своих портах: вероятно, для того, чтобы иметь возможность поддерживать связь с Францией (отметим, что предложение начинается со слов: «Кажется, нет сомнения в том...»), поскольку, как стало известно, корабль пришёл прямо из Тулона всего за четыре дня. Я проведу расследование, так как обстоятельства дела представляются интересными».
Визит корсара находит на самом деле более чем простые объяснения. Наполеон в это время находился в цитадели Лонгоне, и вполне очевидно, что тунисский капитан был просто-напросто одним из горячих поклонников героя и хотел по возвращении в Тунис похвастаться, что видел великого человека своими собственными глазами. Пон (который в это время был там) рассказывает эту удивительную историю полностью. Корсар вошёл в гавань и бросил якорь, находясь под прицелом орудий Лонгоне. Капитан не стал ждать, когда его вызовут к себе карантинные власти, а сразу сошёл на берег и задал следующий вопрос: «Здесь ли ещё находится властелин этого острова?» Чиновник, ответив утвердительно, стал задавать обычные вопросы. Тогда капитан сказал: «Во-первых, я хочу купить флаг Эльбы», и пока ходили за флагом, он в письменной форме ответил на все вопросы. Заплатив за флаг (даже не торгуясь, что само по себе было необычно), он поспешил обратно на корабль. Подняв флаг Эльбы на нок-рее, он троекратно отсалютовал из трёх орудий, засим последовало троекратное «ура» по образцу, принятому во французском военном флоте.
«Ни один европейский корабль, — пишет Пон, — не сумел бы повести себя вежливей и уважительней». Затем капитан опять сошёл на берег в великолепном тюрбане и вообще при полном параде. С ним бы то два переводчика — француз и итальянец. Он задал вопрос, будет ли ему позволено отдать поклон величайшему властителю этой земли. Ему ответили, что это невозможно, но он сможет увидеть великого человека, когда тот будет гулять на берегу моря. В конце концов этот милый капитан мог оказаться одним из тех наёмных убийц, которых так боялись.
Император слышал выстрелы пушек и справился о причине стрельбы. Когда ему доложили о приезде на остров его восточного почитателя, он был крайне польщён и приказал ответить салютом из пяти орудий. Во время прогулки он помахал рукой капитану, низко раскланялся и рассказал потом, что «его глаза горели как звёзды». Пон разговаривал с ним и его переводчиками в течение часа, но не вынес из этого разговора практически ничего, кроме торжественных заверений в дружбе и удивлённых, многократно повторяемых вопросов: «Почему же французы оставили своего Бога?» — то есть императора. Наполеон послал на борт корабля съестные припасы, и капитан отбыл — счастливый, как мальчик, получивший автограф известного актёра.
Для Кемпбелла всё это выглядело чересчур уж невинно и просто. Для него это указывало на прочный союз Эльбы с тунисскими пиратами.
Обожатель Наполеона, тунисский корсар никогда не узнал, какую огромную роль ему довелось сыграть в истории. Благодаря ему истеричный полковник заставил правителей прислушаться — и действовать. Через несколько недель к Эльбе подошли несколько французских фрегатов; и их появление повлияло на склад мыслей Наполеона так, как они и предположить не могли.