Безобразное лицо Бертье стало угрюмым и налилось кровью.
— Это будет убийственное дело, — заметил он. — Гренадеры в один голос говорят, что мост длинный и простреливается насквозь.
Бонапарт не ответил. Несмотря на твёрдую убеждённость в своей правоте, он пока не принял окончательного решения. Ещё не поздно было отступить. Он поискал Даллеманя, чья огромная фигура возвышалась над толпой.
— Высылайте ваших стрелков, Даллемань! Пусть займут позицию на берегу и в домах, выходящих на реку! Вести беглый огонь! Не давать врагу разрушить мост!
Даллемань усмехнулся; его толстые губы растянулись от уха до уха. Даллемань любил хорошую драку, и чем она была ожесточённее, тем лучше.
— Слушаюсь, мой генерал!
Командир авангарда зычно выкрикнул команду. Два отряда карабинеров проскочили через ворота, осыпаемые вражеской картечью. Время от времени с воем прилетали пушечные ядра и ударяли в стену, обрушивая наземь куски кладки.
Он оглянулся по сторонам в поисках места, откуда можно было бы вести наблюдение, увидел неподалёку от ворот высокую колокольню церкви Святой Магдалины и заторопился к ней, сопровождаемый Бертье и Саличетти.
Все трое поспешно взбирались по ступенькам, пока не оказались на открытом верхнем ярусе, обнесённом каменной балюстрадой; над их головами висел огромный колокол. Да, отсюда всё было видно как на ладони!
Прямо под ними раскинулся деревянный мост, протянувшийся от города до другого берега реки. На вражеском берегу у самого моста и немного правее него возвышалось несколько крепких каменных зданий. Рядом с ними, выстроившись в колонну, стояла австрийская пехота в белых мундирах. Немного поодаль, за нависавшей над мостом складкой местности, скрывавшей их от огня французов, накапливались другие австрийские войска. Там же стояла и выстроившаяся поэскадронно кавалерия. (Если это была вся армия Болье, то надо было признать, что она сильно поредела за время стремительного отступления). Справа и слева от моста, как и прямо против него, располагались австрийские батареи. Они вели беспорядочный огонь, и Бонапарт никак не мог определить, сколько же пушек защищает проход. На широком, покрытом галькой берегу в две сотни ярдов длиной, дальний конец которого, видимо, заканчивался мелководьем, рассыпались австрийские стрелки. Укрываясь за всем, что годилось для этого, они вели огонь по городу.
Французские стрелки отвечали им. Две его пушки теперь занимали позицию немного правее первоначальной, отмеченной несколькими трупами, но по-прежнему обстреливали другой конец моста, находившийся в руках австрийцев. К этим двум прибавилось несколько новых орудий. С колокольни Бонапарт увидел, что командование принял старший артиллерийский офицер. Возможно, это он приказал первым двум пушкам сменить позицию. Австрийцы, прижатые к земле непрекращавшимся огнём, даже не пытались разрушить мост.
Бонапарт увидел достаточно. Он отвернулся от балюстрады. Сам не сознавая того, он пришёл к решению, как будто это сделал за него его гений. Теперь он мог ответить на вопрос Саличетти.
— Я попытаюсь. Почему бы и нет? Солдаты испытывают упоение от победы. Они готовы на что угодно. И если они сумеют сделать это, то станут неодолимы. Австрийцы больше никогда не устоят перед нами. Вся Ломбардия поразится этому подвигу и капитулирует! Но нужно подготовиться к атаке. Пошли! — Пока они спускались по ступенькам, Бонапарт продолжал думать о главном. — Бертье, пошлите Ожеро приказ ускорить марш на Лоди. Прикажите Жуберу поторопиться: его передовая бригада должна быть на подступах к городу. Направьте приказ Бомону взять кавалерию, найти на севере, выше по течению, брод и ударить на врага с фланга!
Они вышли на улицу и присоединились к ожидавшим их офицерам штаба. Бертье отобрал адъютантов и отослал с ними приказы. На глаза Бонапарту попался командующий артиллерией.
— А вот и ты, Сюньи! Тащи сюда все пушки, какие сможешь! Ставь их справа и слева от моста! Торопись! — Он повернулся к остальным, — Давайте поднимемся на стены и оценим позиции врага с этой высоты.